После плотного обеда всех разморило. Решили часочек отдохнуть. Проснулись, когда солнце пошло к закату. Светик снова расшумелся и расшевелил коллектив. На их счастье, сена оставалось уже мало, и когда подъехал Кузьмич, они разгружали последнюю волокушу.
— Гляди-ко, работают! — с веселым изумлением сказал он. Поглядев на стог, Кузьмич лишь причмокнул и грубо сказал Натэллочке:
— А ну слазь, кикимора!
— Правда, изящно получилось? — не обидевшись, сказала Натэллочка, съезжая со стога.
Кузьмич, ловко опершись на плечо Светика, влез на стог, несколькими мастерскими движениями вил оформил вершину, спрыгнул, с удовлетворением осмотрел свою работу и заметил:
— Тринадцать центнеров.
Когда вернулись, на вопросы Стаса, кто как работал, Светик ответил дипломатично:
— Все трудились нормально.
— И Мишка? — недоверчиво спросил Стас.
— И Мишка, — не моргнув глазом, твердо сказал Светик.
В нем явно обнаруживался талант руководителя.
Ночью пошел дождь. Не переставал он и утром. Всем настолько надоела жара, что ему были рады. Ребята выскочили в плавках под теплые струи, гикая и гоняясь друг за другом по лужам.
— Чему радуетесь? — возмущенно сказала агроном, увидевшая эту сцену. — Дождь нам может всю уборку остановить.
Она смотрела с таким укором, будто это ребята взяли и вызвали дождь. Только к обеду налетевший ветер разогнал тучи, и землю согрело яркое, будто умытое, солнце.
Машины привозили зерно влажным, поэтому каждую кучу пропускали через «зернопуль» по нескольку раз. Только поздним вечером агроном, еще раз пощупав зерно, сказала с некоторым сомнением:
— Пожалуй, хватит. Вроде бы влажность в норме.
Утомленные бешеным темпом работы, ребята неохотно поужинали и завалились спать. Ночью Стас почувствовал, что кто-то дергает его за ногу.
— Кто это? — не понял он спросонья.
Луч фонарика осветил лицо агронома.
— Беда, командир. Зерно горит!
— Синим пламенем? — пробурчал Стас.
— Я понимаю, что вы устали. Но если до утра оставить, один навоз вместо зерна будет. Хотя бы два-три человека.
Голос ее был плачуще-заискивающим.
Стас стиснул зубы и толканул в плечо рядом лежащего Ромку.
— А? Что? — громко спросил тот, усаживаясь на нарах.
Зашевелились и остальные.
— Что случилось? — послышались сонные голоса.
— Зерно спасать надо! — громко сказал Стас.
Энтузиазма, однако, никто не проявлял. Лучом фонаря агроном осветила одни, затем противоположные нары. Вроде бы все спали.
— Добровольцев что-то негусто, — с юмором резюмировал окончательно проснувшийся Ромка и стал натягивать брюки.
— Что ж, пойдем вдвоем, — вздохнул Стас.
На крыльце ждала агроном. Увидев, что их всего двое, покачал головой:
— Маловато!
Они пошли к току и вдруг услышали, что кто-то за ними бежит.
— Светик? — не смог скрыть изумления Стас.
— Чего же не разбудили? — обидчиво сказал он. — Думали, откажусь?
— Если честно, то да! — ответил Стас.
— Как вы ушли, такой крик поднялся!
— Чего?
— Старшекурсники поругались между собой! Василий говорит: нехорошо, что одни «салажата» пошли. Женька говорит, пусть идут — молодым везде у нас дорога. Потом что-то насчет закалки духа и про разведку. Постановили: вы будете днем отсыпаться, а остальным надо вкалывать. Тут я встал и пошел. У них, по-моему, даже дыханье сперло.
— Да, удивил.
Ночь выдалась ясная. Вызвездило. Взошла широколицая луна. Под навесом серебрилась огромная куча зерна.
— Ну и где горит? — недовольно спросил Стас, не увидев ни дыма, ни огня.
— А ты сунь руку, — ответила агрономша.
— Оно же горячее! — мгновенно выдернув руку из кучи, воскликнул под общий смех Стас.
— То-то и оно. Поэтому медлить нельзя. По крайней мере, надо раза три через «зернопуль» пропустить.
Агрономша ушла, пообещав прийти часика через два. Ребята взялись за работу. Сначала мышцы болели, движения были скованными, неуклюжими. Потом постепенно разогрелись, поймали тот спокойный непрерывный ритм, который обеспечивал работу машины.
Когда наконец вся куча переместилась на противоположный конец тока, перетащили «зернопуль» и сели перекурить.
— Вот ты какой, оказывается! — философски изрек Стас, обращаясь к Светику.
— Какой? — серьезно ответил тот.
— Я вот два года тебя знаю, вроде такой раздражительный, некоммуникабельный, что ли. А вот сегодня, пожалуйста, вдруг встал и пошел.