— На целину, — под дружный смех ответил секретарь.
— А подробнее нельзя?
— Можно и нужно. Нас сейчас собирали в штабном вагоне. Совхоз, где мы будем работать, имеет животноводческие фермы. Поэтому будем сначала заготовлять корма, а потом — убирать хлеб. Наш институтский отряд разбивается на четыре бригады, по количеству отделений совхоза, поскольку его территория — с пол-Люксембурга. Бригадиром одной из бригад думаем поставить вот его, — Андрей кивнул на Стаса. — Не возражаете?
— Нет! — крикнуло купе единодушно.
— Ну, и отлично. С утра приступим к формированию бригад. А пока — спокойной ночи.
Стас тоже поднялся:
— Девочки, привет! Записывайтесь ко мне в бригаду. И вас приглашаю, братцы-кролики.
— За кроликов можно и по шее, — угрюмо сказал Светик.
— Не обижайтесь. Я же пошутил. Давайте вместе будем, а?
— Мы подумаем, — кивнул Ромка.
— Обиделся, что не тебя? — спросил Стас.
— Слушай, действительно схлопочешь, — разозлился Ромка.
Неожиданно у него на шее повисла Ира, спрыгнув, как коза, с полки.
— Ромочка, не будь бякой! Из Стаса хороший командир получится. Слышал, какие песни поет. Вместе, а?
В ее голосе Ромке послышалось обещание чего-то очень хорошего. Он мгновенно обмяк, улыбнулся Стасу и сказал:
— А что? Давайте держаться вместе!
— Вот и отлично! — кивнул Стас и пошел в свое купе.
Вечером следующего дня в небольшом городишке — пересадка на местный поезд.
Здесь произошел неприятный для Ромки инцидент. Пока ждали поезда, вышли на вокзальную площадь. Тут к Ромке привязалась цыганка.
— Дай погадаю! Без денег, просто так.
— Ну, если так, давай.
Внимательно изучив Ромкину руку, цыганка серьезно сказала:
— Положь три рубля. Открою, что у тебя на сердце.
— Ну уж дудки, — вырвал руку Ромка.
Отшатнувшись от него, цыганка закричала:
— Семь лет тебя никто любить не будет!
«Дура старая, — подумал про себя расстроенный Ромка. — Далась вам всем эта проклятая любовь!»
Наконец объявили посадку. Вез их небольшой, но очень энергичный паровозик, выбрасывавший в воздух миллионы угольных частиц. Появились первые его жертвы, высунувшие по любознательности свои головы из окошек.
Видя, как Светик с ожесточением трет покрасневший глаз, Ромка сказал:
— Не три. Покажи глаз. Так и есть — угольная пылинка.
И вспомнив, как поступала в таких случаях его мать, Ромка ловко слизнул черную точку. Светик мгновенно почувствовал облегчение и стал рьяно распространять весть об искусном врачевателе. То и дело к ним в купе заглядывала теперь заплаканная мордашка.
— Ромка, лизни меня!
— И меня!
Сначала Ромка проделывал это с удовольствием, особенно когда попадались девчоночьи глаза, затем начал злиться.
Когда Алка третий раз подставила ему свой лукавый глазик, Ромка рассвирепел:
— Знаешь китайскую пословицу? Тот, кто подскользнулся на одном и том же месте два раза, тот достоин позора. А ты уже третий раз глаз себе засоряешь. Зачем высовываешься?
— Так интересно же!
— Интересно, интересно, — заворчал Ромка, но крупинку слизнул.
Вскоре поток страждущих прекратился, поскольку за окнами быстро стемнело. Тогда многие нашли еще одно занятие. Дело в том, что вагон, в котором они ехали, был весьма необычной конструкции. Наверху, там, где размещалась третья полка, не было сплошной перегородки. Поэтому, взобравшись на третью полку, можно было вести разговор с пассажирами сразу нескольких купе.
— Ромочка, — услышал он откуда-то сверху Алкин голосок. — Иди к нам.
Ромка подтянулся на третью полку и очутился лицом к лицу с Алкой и Натэллочкой.
— Давай в «дурачка»!
— Он в азартные не играет, — хихикнул поднявшийся следом Светик.
— Так в «дурачка» — разве азартная?
— Ладно, сдавай, — смилостивился Ромка и нарочито равнодушно спросил: — А где Ира?
— А вон там, видишь? В том углу? Со Стасом отношения выясняют!
Ромка повернул голову и увидел слева лежащих друг против друга Иру и Стаса. Лица их были напряженно-серьезны.
— А что им выяснять?
— Как что? Про любовь, конечно.
— Какую любовь? — ошарашенно спросил Ромка.
— Ты действительно ничего не знаешь? — Алка даже хлопнула себя по ноге от восторга. — И ты? — обратилась она к Светику.
Тот отрицательно замотал головой и пододвинулся к Алке поближе.
— Эх вы, друзья называетесь! У человека трагедия, а они ничего не знают! — Алка явно упивалась значительностью момента.