Она снова рассмеялась.
— Мой муж так не похож на английских баронов! Благодарю Бога за такое блаженство. Мужчины, которых я там знавала, распевали сладостные баллады тем леди, которых почитали. Они нанимали поэтов, чтобы те писали слова любви, дабы потом они могли их продекламировать. Эти мужские речи были так цветисты. По большей части, конечно, это была ерунда, и ерунда неискренняя, но зато бароны полагали себя настоящими рыцарями. Все они весьма высоко ценили куртуазную любовь. У Клэр пробудилось живое любопытство, и она забросала Джоанну вопросами об английских мужчинах. Целый час прошел в беседе, прежде чем Джоанна наконец настояла, чтобы Клэр отдохнула.
— И поскольку ваш отец уже видел вас, позвольте Глинис подстричь вам волосы.
Клэр согласилась. Джоанна поднялась.
— А вы расскажете мужу всю правду обо мне? — спросила Клэр.
— Да, — ответила Джоанна. — Возможно, — поспешно прибавила она. — Мне нужно выбрать подходящий момент.
— А что он тогда сделает?
Джоанна открыла дверь и, обернувшись, ответила:
— Полагаю, сначала он прорычит что-нибудь яростное, а потом поможет мне сообразить, что же нам делать.
Хильда уже шла по коридору, неся еду для больной. Джоанна отступила, пропуская кухарку в комнату.
— Лаэрд Мак-Кей уехал, — сообщила Хильда. — Он позволил вам остаться здесь до тех. пор, пока вы не окрепнете достаточно для того, чтобы ехать домой. Миледи! Вас уже ожидают, чтобы приступить к ужину. Все мужчины мрачны, оттого что голодны. Вам лучше бы спуститься туда.
Джоанна повернулась, чтобы уйти, но уже в дверях предупредила:
— Если кто-нибудь из вас, дамы, услышит суматоху внизу в зале, пожалуйста, не обращайте внимания. Видите ли, я подготовила маленький сюрприз, и кое-кто из солдат, возможно, немного расстроится.
Хильда и Клэр, конечно, захотели узнать, что это за сюрприз, но Джоанна сказала только:
— Вы очень скоро все узнаете.
Джоанна отправилась в свою комнату и переоделась в тот плед, который спрятала под кроватью. Алекс вошел в комнату, когда она расправляла складки у пояса.
— Входи скорее и закрой дверь, — велела она.
— Для чего? — спросил Алекс.
Но он и не дождался объяснений, и, видно, не заметил ничего особенно в ее одежде. Малыш подбежал к своей постели, поднял коврик и вытащил длинный деревянный меч.
— Огги обещал показать мне, как нужно биться, — сообщил он.
— А ты уже поужинал?
— Я ел с Огги, — ответил Алекс, подбегая к дверям.
— Подожди-ка минуточку. Он остановился.
— Подойди ко мне, поцелуй и скажи «до свидания», — велела она.
— Я не хочу, чтобы ты уезжала! — Он почти кричал, растревожась.
Джоанна поспешила успокоить его.
— Я никуда не собираюсь уезжать.
Это не убедило Алекса. Выронив меч, он подбежал к ней и, бросившись в ее объятия, тесно к ней прижался.
— Я не хочу, чтобы ты уезжала! — повторял он. Господи, что она сказала?..
— Алекс, теперь я твоя мама и хочу, чтобы ты целовал меня и прощался всякий раз, когда куда-нибудь уходишь. Понимаешь? Ты сказал мне, что идешь к Огги, и вот почему я тебя попросила поцеловать меня и попрощаться перед уходом.
Ей понадобилось еще минут десять, чтобы убедить ребенка. Она гладила его по спине, пока он не решился наконец отпустить ее.
— Но ведь я никуда не ухожу, — недоумевал он тогда. — Я только иду во двор.
— И все-таки ты уходишь, хотя бы и во двор, — ответила она. — И поэтому я снова прошу тебя меня поцеловать.
Она низко наклонилась к Алексу, малыш потянулся и запечатлел на ее щеке мокрый поцелуй.
Подобрав меч, Алекс снова бросился к дверям:
— Тебе нужно сидеть у огня и шить, мама. Так сказал папа.
— Вот как?
Алекс открыл дверь.
— Да, так, — ответил он. — Так папа сказал.
— И что же еще сказал отец?
Алекс обернулся и указал на нее.
— Тебе следует быть там, где положено. Разве ты сама не помнишь?
Нет, ей необходимо поговорить с Габриэлем о тех возмутительных вещах, которые он говорит их сыну!
— Я помню, — ответила она. — А теперь беги. Ты не должен заставлять Огги ждать себя.
Алекс забыл захлопнуть дверь.
Джоанна кончила расправлять складки, вздохнула всей грудью и пошла вниз. Мэган как раз поднималась по ступенькам, чтобы позвать свою госпожу. Она едва не свалилась через перила, когда заметила, что надето на Джоанне.
— Не может быть, что вам так холодно, миледи, чтобы надеть сразу два пледа! Здесь в них будет слишком жарко…
— На мне нет двух пледов, — пояснила Джоанна. — Я надела только один.
Мэган вскарабкалась еще на несколько ступенек, чтобы поближе рассмотреть костюм своей госпожи.
— Великий Боже, вы сделали новый плед! А милорд знает?
— Пока нет, — ответила Джоанна.
Мэган перекрестилась. Джоанна попыталась объясниться:
— Я уверена, что муж поддержит меня. Он очень считается с моим мнением и с моими предложениями. Да, я уверена, что он будет на моей стороне в этом деле.
Мэган еще раз перекрестилась. Как видно, Джоанна не убедила ее.
Хозяйка рассердилась.
— Все идет прекрасно. Перестаньте креститься, — прибавила она, когда Мэган поднесла руку ко лбу, чтобы осенить себя еще одним крестным знамением.
— Пока еще никто вас не видел, — вырвалось у девушки, — еще есть время переодеться в нужный плед.
— Вздор, — ответила Джоанна. Она попыталась придать своему лицу безмятежное выражение. Но, правду сказать, реакция Мэган заставила ее нервничать. Она распрямила плечи и продолжала спускаться по лестнице. Мэган подхватила юбку и понеслась вниз впереди нее.
— Куда это вы? — спросила Джоанна, когда Мэган бросилась в коридор, ведущий к задним комнатам башни.
— Собираюсь принести несколько дополнительных чаш для вас, миледи. Предчувствую, что вам их понадобится по меньшей мере пять, прежде чем вы добьетесь сочувственного отношения мужчин к этому пледу.
Мэган исчезла за углом прежде, чем Джоанна успела сказать ей, что не имеет намерения чем-нибудь швыряться. Тут ее внимание привлек отец Мак-Кечни. Он шел, вытаращив на нее глаза.
Джоанна остановилась на нижней ступеньке и ждала, пока священник оправится от изумления.
— Ну и ну, — шептал он, — ну и ну…
— Добрый вечер, отец мой.
Он не ответил на ее приветствие, находясь словно в столбняке. Его реакция испугала ее еще больше.
— Вы полагаете, что мой муж и его солдаты будут очень огорчены тем, что я сделала?
Священник вдруг расплылся в широкой улыбке.
— Я встану возле вас, когда они вас заметят, — сказал он. — Для меня большая честь проводить вас к вашему супругу.
Отец Мак-Кечни взял Джоанну под руку. Она не заметила этого.
— Я думаю, что сначала они будут немного огорчены, — пояснила она. — Но только чуть-чуть.
— Да, — согласился он. — Скажите мне, дитя мое, когда вы в последний раз исповедовались?
— Почему вы спрашиваете?
— Предпочтительнее было бы получить отпущение грехов, прежде чем вы встретитесь с Создателем.
Джоанна натянуто улыбнулась.
— Вы преувеличиваете, отец мой. Никто не осмелится меня трогать.
— А я думаю не о солдатах, — ответил он. — Я обдумываю, как поведет себя ваш муж. Идемте же, дитя мое. Я спешу стать свидетелем сражения, в которое вы собираетесь вступить.
— Все они смирят свой гнев.
— Возможно, — рассуждал священник, — однако нагорцы считают свои пледы священными, Джоанна.
— О Господи, я не должна бы…
— Нет, конечно, должны, — возразил отец Мак-Кечни. Все это время он старался оторвать ее руку от перил.
— Отец мой, а вы за или против этой перемены в наших пледах?
— Я — за, — ответил священник. Потом он расхохотался: — Я наложил на себя покаяние и готов был поститься сегодня. К счастью, не стал. А то бы я пропустил…