По рождению я принадлежу к высшей касте, по роду занятий я был писарем в княжеском дворце, а это, как известно, высокая должность. Впрочем, она не требовала от меня большего труда, поскольку во дворце служило более двухсот писарей. Мне надо было лишь вовремя являться на службу, но если не хотелось, можно было не приходить, – подходящее оправдание всегда находилось.
Здесь Ашока улыбнулся и перебил его:
– Точь-в-точь как мои бездельники.
– Дворцовая жизнь везде одинакова, – кивнул отшельник. – В ней много праздности, а где праздность, там и порок. Собираясь веселой компанией, мы с друзьями часто предавались пьянству и чревоугодию, – ну и, конечно, плотским утехам. В храмах было много жриц любви, – помимо того, обычные женщины готовы были отдаться за небольшую плату, чтобы помочь своей семье. Но я ходил также к ганике, хотя эти посещения были дорогим удовольствием для меня.
– Вот как? Ты знался с ганикой? – удивился Ашока. – Значит, ты достиг больших высот в любви.
– Да, я в полной мере отдал дань богине Лакшми и ее крылатому сыну Каме. Я познал все удовольствия любви, – все без исключения. Ганика обучила меня шестидесяти четырем любовным позициям, но кроме этого были и другие утехи, о которых я промолчу. Однако, странное дело, чем больше я узнавал женщин с телесной стороны, чем изощреннее становились плотские ласки, тем меньше меня тянуло к женщинам вообще. Не подлежит сомнению, что пресыщение и отсутствие границ губительно для любви: ее сила держится на тайне и ограничении, – вот тогда она поистине безмерна.
Самый сильный чувственный восторг я испытал в юности, когда влюбился в девушку, которая жила в соседнем доме. Она была скромна, с ног до головы закутана в покрывало; все что мне удавалось увидеть – ее брови и глаза, да как-то раз смуглую лодыжку, но и этого было достаточно, чтобы во мне вспыхнуло жгучее желание. То что было скрыто под одеждой, еще больше воспаляло воображение, тайные прелести ее тела вызывали непреодолимое влечение. Если бы я мог соединиться с этой девушкой, я умер бы от любви в ее объятиях, – отшельник глубоко вздохнул и задумался. – Хочешь, я прерву на время рассказ о себе, и расскажу тебе историю о любви, – любви трагической и прекрасной?
– Рассказывай, – сказал Ашока. – Я слыхал много таких историй, почему бы не послушать еще одну?
– История эта случилась давно: люди тогда часто воевали между собой и искали всяческие способы, чтобы уничтожить своих врагов, – и чем больше способов убийства придумывали, тем сильнее себя ощущали, – начал рассказывать отшельник. – В конце концов, убийству стали обучать женщин, ведь мужчины привыкли ожидать от них совсем другого и поэтому беззащитны перед женщинами. Одним из способов убийства стал яд; это не новый способ, но женщины-убийцы сами стали ядом для своих жертв. Девушка, предназначенная стать отравительницей, в течение многих лет принимала яд во все больших и больших количествах, пока ее тело не делалось ядовитым. Ей достаточно было поцеловать мужчину, чтобы умертвить его, – и даже близкое дыхание ее было смертельно опасным, ибо пропитана она была ядом растения, которое называют «взгляд дьявола» или аконит.
Не всем девушкам удавалось выжить, приучая себя к акониту, многие погибали в мучениях в начале или середине пути; одна из тех, кто привыкла к яду и сама сделалась ядом, была девушка по имени Белая Лилия, – о ней я и веду мой рассказ[1].
Устоять перед ней было невозможно, – не было мужчины, который не возжелал бы ее, так она была прекрасна, так умела обольщать. Обученная танцам и музыке, знающая стихи и основы мудрости, умеющая одеться так, чтобы вызвать вожделение, искусно пользующаяся притираниями и мазями, которые придают лицу неотразимое выражение, Белая Лилия могла очаровать любого мужчину.
В отличие от иных женщин-убийц ее не отправляли к врагу под видом беженки или похищенной, не заставляли изображать из себя простую танцовщицу или доступную девушку для удовольствий: Белая Лилия жила во дворце правителя и использовала свои чары, – а вместе с тем приносила смерть, – высоким гостям государя. Ими могли быть враги, приехавшие на переговоры, или союзники, ставшие ненужными, или сановники, сделавшиеся опасными, – все, кто представлял угрозу для ее господина.
1
Полный текст этой легенды приводится Дж. Перкинсом в его рассказе «Белая Лилия». См. вторую часть данной книги. –