— Что за условия?
— Я должен наполнить этот контейнер, — кивнул на сугроб Гейрт. — Потому что задолжал ему, как он сам говорит. Не убивал людей, не принес ему сколько он хотел. Я все думал, куда податься… Еще когда мы шли к кораблю, я уже думал им отомстить, они хотели твоей смерти и должны быть наказаны!
— Как ты можешь так говорить! Гейрт, ты не такой! Никто не заслуживает смерти только по прихоти какого-то плохого человека!
— Да как ты не поймешь уже, наконец! — заорал он, а в глазах Кинни вдруг отразилась вся его боль от безысходности, кольнувшая иглой его душу. — Я — убийца, у меня работа такая, видишь? И сделать с этим ничего нельзя! Мой босс поставил мне ультиматум, или я собираю онгхус в «Бездонную бочку», или он пошлет головорезов за моей головой. А значит, и за твоей! И мне ничего не остается, как согласиться на его условия, потому что…
— Тебе не все равно… — тихо прошептала Кинни, глядя на него во все глаза. Ему не все равно! Он хочет ее защитить! Но то, каким варварским способом Гейрта вынуждают это сделать, разрывало ее сердце на части. — И что ты собираешься делать?
— То, что делал всегда. Рада? Сюрприз! Ты пошла со мной, поверила мне, а я оказался ублюдком, так что привыкай, девочка, ко взрослой жизни! — и он, обойдя ее, принялся откапывать контейнер, отворачиваясь и пряча взгляд. Так же, как и когда он уходил, оставив ее на Ситуке, от неясного чувства сжималось что-то в солнечном сплетении и одновременно становилось больно вздохнуть.
Кинни глазам не могла поверить. Это не могло быть правдой, ведь все так хорошо начиналось! И Гейрт, он… не такой! Она чувствовала это, знала. Он добрый и чуткий, и не будет убивать никого, даже если… Даже если это вопрос их жизней? Но ведь есть другие способы! Должны быть! Все будет хорошо. Ведь правда?
— Гейрт! — в отчаянии прошептала Кинни. В ее душе боролись самые противоречивые желания. — Ведь можно по-другому!
— Нельзя по-другому, — почти безжизненным голосом поговорил Гейрт, качая головой. — Босс дал мне всего неделю, а за этот срок по-другому не получится. Я должен это сделать!
— Нет, не должен!
Она вдруг порывисто подошла к нему и, обхватив ладошками его лицо, привстала на цыпочки, притянула к себе, заглянув в глаза. Морозный воздух наполнился чем-то сладким, пряным, дурманящим… Его ресницы дрогнули, прикрывая серую бездну, пропасть, вселенную, которые в них отражались. И Кинни провалилась туда, осторожно коснувшись его приоткрытых губ. Нежно целуя его. Почему, зачем, как… все это осталось в прошлом, потому что сейчас она делала именно то, что подсказывало ей сердце, едва уловимо стуча. Она больше не слышала его удары, ощутив запах мужчины, и закрыла глаза, чтобы утонуть в этом чудесном ощущении…
Гейрт был весь напряжен, как каменное изваяние, а его губы оказались очень твердые, сухие и… горячие. Она раньше ничего подобного не делала, и сейчас чувства захлестнули ее, поглотили с головой. Вдохнуть она вдохнула, когда только приблизилась к нему, а как выдохнуть… забыла окончательно. Робость тут же сдала свои позиции. Голова закружилась, ноги потеряли опору. В голове у Кинни всполохами метались обрывки мыслей, но ярче всего были расцвеченные радуги и сладкая нега, в которую погружалось ее тело. Вкус этих чувственных губ, запах, ритм его теплого дыхания. И ощущение, когда она, казалось, слышала пульсацию своей и его крови…
От неожиданности и нелепости ситуации Гейрт даже растерялся, но уже через секунду понял, что происходит. Сладкая дрожь пробирала тело до озноба, когда пухлые девичьи губы аккуратно прижались к его рту, словно пробуя на вкус и, наверное, надо было бы это прекратить как-то… но ему совершенно не хотелось. Эта мысль даже оформиться не успела, как он инстинктивно втянул в грудь воздух и обхватил Кинни, прикрыв глаза, прижимая ее к себе покрепче. Почти не дыша.
Гейрт очень даже ярко ощутил ее хрупкое тело сквозь тонкую ткань комбинезона, и стало совершенно необходимо сделать поцелуй глубже, потому что стоять вот так, просто соприкасаясь губами, он уже просто не мог. «Твою же мать, она же такая… маленькая», — билось где-то на задворках сознания, и тело окатывала жаркая волна, и воздуха, без того колючего, морозного, не хватало совершенно.
Он чуть приоткрыл глаза, чтобы посмотреть на Кинни, но увидел только рыжие пушистые ресницы, щекочущие его щеки, и россыпь веснушек. Сердце мучительно толкнулось в грудину, и ему захотелось взять ее лицо в ладони, погладить бархатистую кожу. Волнистые волосы Кинни растрепались, и он, уже совершенно ни о чем не думая, скользнул в них пальцами, зарываясь, наслаждаясь их шелковистостью и мягкостью. Где-то в груди зародилось неиспытанное доселе, необъяснимое чувство, и наслаждение окатило Гейрта целиком, будто внутри взорвался целый фейерверк, эмоции обрушились на него водопадом.