И если уж выдавался редкий свободный вечер, Глеб с неизменным удовольствием проводил его на половине Глонти за стаканом чая в массивном серебряном подстаканнике и разговорами на разные темы.
Но разговоры разговорами, а дела делами. Помня половинчатое выступление главного инженера на парткоме по поводу Лысого, Глеб несколько раз пытался повернуть их разговор на Богина, но Глонти все уходил от этой темы, наивно хитрил, пытался острить и даже чуть раздражался — насколько ему позволяли такт и положение хозяина дома. И вдруг сегодня они разговорились. Феликс Иванович потребовал от Базанова изложения его позиции, а потом, не таясь, четко изложил свою. И сказал с неожиданным апломбом:
— Признаюсь, я рад, что работаю под руководством Богина. Сердцем я принимаю все, что вы говорите о его отрицательных качествах. Конечно, они имеют место. Но Степан Иванович — деловой человек, поймите! Он знает дело и видит в нем свое призвание, он — инженер! Он стоит на уровне любой современной технической проблемы. И это для нас с вами великое благо. Ведь были у меня начальники, которые ничего, простите, не тумкали, как принято нынче выражаться. Дважды два — у них пять получалось! А он жесткий, работать заставляет, он неудобен, конечно, мы его боимся, но я за Богина! Глядя, как он красиво решает производственные проблемы, я аплодирую ему, я ему готов простить все, все! Вот вам моя позиция, Глеб Семенович.
— Что ж, позиция приемлемая, — улыбнулся Базанов. — И я за то, чтобы стройками руководили знающие люди. И я за делового человека. Псевдоромантики на стройках государству в копеечку влетают. Но партия не может допустить, чтобы свой прагматизм он осуществлял за чужой счет. Я не против Богина. Феликс Иванович, я хочу, чтоб он человечным стал.
— Вы за души людей, за души? Но это ведь… как бы помягче… несколько идеалистическое представление — душа. Чья? Коллективная, стройки? Или того прораба, которого Богин действительно по-хамски выгнал? Я упрощаю, вероятно. Но для техника всюду точные формулы: Богин со знаком плюс, Богин со знаком минус. Мы считаем, чего больше — плюсов или минусов. Мне представляется — плюсов. А вы его критикуйте как хотите. Я вам доверяю…
В этот момент кто-то требовательно постучал в стенку вагончика. Вошла Надежда Витальевна Красная. Многозначительно шепнув, что есть дело, увела Глеба, сказала повышенно бодрым голосом:
— Танцуйте немедленно!
— Что? — не понял Базанов.
— Танцуйте! Сразу три письма вам! Принесли в партком уже после вашего ухода. Танцуйте! — Технический секретарь была несколько старомодна. У нее имелись и старые привычки, от которых, как и от гвоздиков-папирос, и от костюмов своей юности, она не хотела отказываться.
Глеб знал: Красная не отстанет. Он обнял старушку и, подпевая невесть что, бережно начал кружить ее.
— Ну тебя, — сказала Надежда Витальевна. — Закружилась совсем. Пошла я.
— Идемте к Глонти чай пить с вареньем, — предложил Глеб.
— Поздно.
— Тогда у меня давайте. И конфеты есть, шоколадные.
— Поздно, — повторила Надежда Витальевна непреклонно. — Да и тебе не чаи гонять, а письма читать хочется. Не ломайся, я пошла…
Одно письмо было от Зыбина. На конвертах второго и третьего — почерк незнакомый.
Зыбин писал коротко, торопливо, бегущими вправо и подскакивающими вверх буквами о том, что недавно утвержден в новой должности первого заместителя главного редактора, что помнит о своем обещании прислать хорошего очеркиста в Солнечный для прославления нового города, кандидатура намечена и утверждена, и товарищ привезет Глебу новые сердечные препараты — они весьма эффективны и помогут ему жарким летом, пусть принимает их регулярно, как и он, по три раза в день после еды — это придаст крепость сосудам, улучшит ритм сердца, следовательно, поможет и поднятию всей партийно-воспитательной работы на стройке в пустыне…
Не смог не съязвить друг-инфарктник!..
Второе письмо, к радостному удивлению Базанова, было от Морозовой из Ленинграда. Наталья Петровна писала:
«Может быть, я буду потом сама удивляться, что вдруг, внезапно решила поговорить с вами, Глеб Семенович. Но это желание так сильно сейчас, что я не могу противиться ему.
Страшно скучаю о Солнечном, о стройке. Это не слова. Поняла, что многие годы лишала себя Азии и иной, незнакомой жизни. Спасибо вам.
А Ленинград без вас нахмурился, помрачнел. Что ни день — лупят дожди. Лето! И Кировский проспект поблек и обезлюдел. И в кино, куда мы с вами ходили, ни живой души. Покупай билеты хоть на весь ряд…