Дальше в его жизни начались стройки, новая кочевая жизнь. И быстрый рост, выдвижение. Положение, достаток, благоустроенные квартиры, где Инесса Филипповна закреплялась обычно до тех пор, пока муж на новом месте работы не подготавливал ей нечто равноценное. В этом постоянном движении, устройстве, обзаведении необходимыми, ставшими привычными вещами и предметами незаметно ушли в прошлое и профессия Инессы Филипповны, и почти все их друзья, и даже многие старые жизненные привычки, на смену которым незаметно, исподволь, пришли новые привычки и новые взгляды на жизнь. На каждой стройке, куда посылали Богина, были новые коллеги (многие так и не успевали стать друзьями), новые проблемы, новые условия. Богин, уверовав в себя, почувствовал свою исключительность. Он вполне обходился один. Во всем. И даже отсутствие определенное время жены, диктуемое признанной ими необходимостью, воспринималось уже как объективная реальность, а не как придуманная ими ненужная разлука.
Разительная метаморфоза постепенно произошла и с Инной. Степан Иванович уверенно продвигался по служебной лестнице, его считали очень перспективным работником, предсказывали повышения, вплоть до министерской должности. Люди, которые вот уже пятнадцать лет окружали Инессу Филипповну, были, за небольшим исключением, подчиненными ее мужа. Встречались среди них и подхалимы, и просто мелкие человечки, не хотевшие портить отношения с начальством. Тем более из-за вздорной бабенки, которая, как все видели, имеет почему-то непомерно большое влияние на мужа, на которого даже господь бог не имел никакого влияния. Так воспитывалось и в Инессе Филипповне ощущение своего всевластия, всемогущества, высшей правоты, необходимости и мудрости всего того, что она говорит, думает, делает. Безапелляционность — вот что было особенно характерно для богинской жены. И даже то, что она надевала на себя, и то, что считала красивым, нужным, удобным, — не должно было и не могло никем подвергаться сомнению. Человек, который по незнанию или по характеру своему рисковал вступить с ней в спор, больше не существовал для Инессы Филипповны. Она его вычеркивала из списка своих знакомых и со временем, по возможности, из знакомых мужа. Незлая по натуре, она с годами становилась упрямой и вредной, не успокаивалась до тех пор, пока Богин не начинал видеть в вызвавшем ее неудовольствие человеке то же, что видела она: глупца, завистника, карьериста или бездарь.
Это было странно, необъяснимо, но это случалось уже много, много раз. И сам Степан Иванович, в душе, без сомнения, сознавая слабость своей позиции, все-таки делал над собой усилие и вынужден был уговаривать себя, что жена его права, что она-то умеет хорошо разбираться в людях, любит правду и никогда не покривит душой, если придется выбирать между добром и злом.
При этом Богин или кто-либо из его доверенных лиц по приказу начальника всегда старался загрузить Инессу Филипповну хоть какой-то деятельностью, «заземлить» ее кипучую энергию, «замкнуть» жену начальника на яслях или детском садике (она очень любила маленьких детей), организации самодеятельного балетного кружка или хотя бы выставке картин местных художников, скажем. Инесса отдавалась целиком любому занятию, не брезгуя и самой черной физической работой, делая ее добросовестно и лихо и всячески подчеркивая это, — преображалась и в маляра, и в поломойку, и в нянечку, если требовалось, на час, на сутки, на неделю. Одного не мог сделать муж — вновь вернуть Инессу Филипповну в школу, заставить преподавать историю старшеклассникам. Тут Инесса Филипповна отрезала наглухо и, похоже, навсегда. Во-первых, изрядно уже позабыла свой предмет. Во-вторых, контакт с нынешними ребятами, не признававшими, как она утверждала, никаких авторитетов и задумывавшимися в первую очередь над проблемами сексуальными, казался ей невозможным. Была и третья причина, о которой она не говорила мужу и не признавалась себе: старшеклассники (люди почти уже взрослые и самостоятельные) не чувствовали в ней, как все прочие, наставницу, жену начальника строительства, которому на территории стройки подчинялись абсолютно все, а относились к ней как ко всем прочим педагогам, а может, и хуже — непочтительно, даже дерзко. Нет, о школе Инесса Филипповна не хотела и слышать…
Если вдуматься, жизнь у нее сложилась несколько странно. Не было своего дома. Она вслед за мужем кочевала со стройки на стройку. У нее не было детей. У нее не было и своего дела. Она существовала как бы в отраженном свете, который излучал Богин. Инесса стоически выносила нелегкий быт на колесах, долгое существование вдали от больших городов и десятки других неудобств, потому что верила в восходящую звезду мужа, знала, что так ему надо сейчас, и уже чувствовала и предвидела результаты своего долготерпения.