Подошел Лысой и еще несколько водителей.
Шофер Богина проснулся наконец, широко зевнул и с недоумением и некоторой опаской даже оглядел обступивших его людей. Узнал Базанова, сказал, оправдываясь:
— Соснул я малость: угрелся.
— А начальник где — Богин?
— Ушел, — шофер опять зевнул.
— Алло, — Базанов потряс его, приказал строго: — Ну-ка проснись — говори толком. Что, когда, куда?
— У меня мост задний полетел. Засели на ночь глядя, а с собой три бутылки боржоми, а хлеба ни крошки. Диета! Мне-то хорошо даже, — шофер засунул руку в распахнутый ворот гимнастерки чуть ли не по локоть и с удовольствием поскреб себя под лопаткой. — А начальник, знамо, лютует.
— Так, — сказал Базанов, видя, что шофер настроился на долгий рассказ. — Куда ушел Богин?
— Сказал — в город.
— Когда?!
— Засветлело, он и пошел. Недавно.
— Когда недавно? Сейчас начало четвертого.
— Часов десять всего было.
— Ну ты, дядя, придавил! — сказал Лысой. — И начальника потерял. — И все заулыбались, кто-то хохотнул даже, хотя каждый понимал, что ситуация, в которую мог попасть начальник строительства, отнюдь не располагала к шуткам.
— По машинам! — крикнул Базанов. — И смотреть в оба, ребята! Думаю, за пять часов при такой погодке начальник недалеко ушел. Не заблудился бы. — И к шоферу: — Чего ж ты его одного отпустил?
— Я-то идти совсем неспособный, а его рази удержишь? Ему некогда: у него стройка, пошагал, как экскаватор, только голова мотается.
— Уволит он тебя. Как пить дать — уволит, — сказал один из шоферов.
— Виноват я, что задние мосты никудышные?
— И на это не посмотрит.
— Уволит — тебя посоветую ему нанять: место сахарное.
— Возьмите его на буксир, ребята! — сказал Глеб и снова крикнул: — По машинам!
Колонна тронулась.
— А с характером, видать, начальник стройки, — сказал Лысой уважительно.
— Хорошо, что с характером, — согласился Базанов. — Лишь бы догнать нам начальника засветло, не проскочить бы. А то поведет его влево или вправо — придется всей стройкой по пустыне искать. Самонадеянных, правда, пустыня любит, но тут уж как повезет…
Пройдя километров восемь, Базанов приказал перестроиться. Теперь машины и трактора двигались широким фронтом, на расстоянии видимости друг от друга. Это, конечно, замедляло их скорость. То одна, то другая машина начинала порой буксовать, трактора кидались на выручку, это задерживало всех, но зато, охватив довольно большое пространство степи, Базанов значительно увеличил шансы найти начальника строительства. Хорошо изучив пустыню, зная ее коварные повадки летом и зимой, осенью и весной, в холод и зной, в многоводье и безводье, Базанов понимал: если на пути в «город» они не подберут Богина, если он заблудился, его шансы пережить вьюжную ночь практически ничтожны, почти равны нулю. Глеб покривил душой, когда сказал Лысому, что пустыня любит самонадеянных. Это слово вырвалось у Глеба под влиянием настроения. «Смотри, Базанов, смотри лучше, — говорил он себе. — Где-то здесь бредет обессилевший уже человек. Его жизнь зависит от наших глаз, от нашего внимания».
Буран не унимался, хотя и ослабевал. Порывы шквального ветра стали реже, крупные хлопья снега падали плавно и не быстро, точно вата с театральных колосников во время спектакля. Заметно потеплело. И столь же заметно темнело. Машины и трактора переключили фары на дальний свет. Водители часто и без устали давили на сигналы. Базанов два раза пальнул из ракетницы — берег патроны, у него осталось их меньше десятка.
Прошло еще полчаса. Шансов найти Богина практически уже не было. Видно, разминулись, видно, погреб начальник стройки куда-то в сторону. До «города» оставалось километров пять, не больше. Придется сразу же поднимать людей и вновь отправляться на поиски, захватывая ими больший район. «Не терпелось ему. Сидел бы уж в своей машине: меньше хлопот было бы, — мелькнула сердитая мысль. — Знал, что искать станут. Тоже первопроходец-самоучка…»