— Какого мая? Следующего года? Какого ноября? Давай через субботу. Ну?
— Не могу тебе возражать. Понимаешь, не могу. Хочу из принципа поспорить, а у самой рот до ушей.
— Вот и прекрасно! Будет свадьба, и станешь ты моей женой.
— Я и так твоя жена.
— А я в это до сих пор не верю. Мне документ нужен, бумага, паспорт со штампом.
— Будет тебе документ, Базанов. — Наталья Петровна обняла его и поцеловала. — Только… только через месяц, пожалуйста. Завтра приезжает мама с Антошкой, понимаешь?
— Понимаю. Но все равно: сегодня же я сяду приглашения писать, — упрямо сказал Глеб.
33
Антон Морозов оказался высоким, угловатым и несколько замкнутым мальчиком. На вид ему можно было дать больше двенадцати. И черты красивого лица матери едва-едва проступали в нем. Первый приход Базанова он встретил равнодушно. Увидев его вторично, общаться не пожелал, демонстративно углубился в какую-то книгу, а потом, вежливо отпросившись у матери и попрощавшись с Глебом, ушел, посмотрев на него выразительно, точно говоря: это из-за тебя мне приходится бежать из дома.
— Какой я психолог! — потерянно воскликнул Глеб. — С мальчуганом не могу законтачить. Разве можно доверять мне работу с людьми?
Наталья Петровна смеялась, но за ее шутками и советами тоже проскальзывало беспокойство. Она видела, что Базанов Антону не понравился. Ему вообще не нравились мужчины, которые приходили к его матери. И только Мария Михайловна, бабушка, говорила, успокаивая Глеба и Наташу:
— Да не волнуйтесь вы, не терзайте себя и друг друга. Внимания на него не обращайте — лучше будет. Дети злыдни в таких вопросах. Ни окриками, ни шоколадками тут ничего не добьешься, только душу помнешь ребенку. Время должно все выправить. Наладится, бог даст.
Глядя на Марию Михайловну, можно было безошибочно определить, какой станет Наташа лет через двадцать. Мать и дочь были очень схожи — даже в манере говорить, в походке, в том, как смеялись и как слушали собеседника. Вот характер у Марии Михайловны был помягче: отшлифовала, видать, его жизнь — неровная, нелегкая — жизнь, в которой пришлось ей, оставив место концертмейстера, стать домохозяйкой и бабушкой. Знакомясь с Марией Михайловной, Глеб, несмотря на строжайший запрет Наташи и ее мольбы подождать еще недельку, рассказал об их отношениях. И Мария Михайловна оценила его доверие. В отличие от внука, бабушка приняла Базанова сразу и безоговорочно. Почувствовала: любит. Радовалась за дочь и видела: ее Наташа тоже как влюбленная девчонка, как натянутая струна. Такого еще не было, и вот пришло, когда ей за тридцать. Увидит его — бледнеет. Если вечером не встретились — тоскует, места себе не находит. Скорей бы поженились. Мария Михайловна думала, конечно, и о будущем. О том, что эта адова стройка не последняя у Глеба и Наташи — им жизнь предстоит кочевая, — значит, придется жить на два дома. А где при этом будет Антошка, с кем, если мальчишка уже сейчас полон ревности и ему кажется, все права на мать лишь у него?.. А еще думала она о том, что Глеб все же нездоровый человек, в такие-то годы инфаркт перенес и опять, себя не жалея, громадный воз в этой пустыне тянет. Посмотришь, разве скажешь, что сердце у него рваное? Всегда ровен, спокоен, благожелателен. Но кто знает, чего стоит ему это спокойствие? И что может случиться с ним завтра, не дай бог. Мария Михайловна по-житейски, из самых добрых побуждений, думала временами, успокаивая себя, и о том, что именно прошлая болезнь Глеба и его положение помогут после завершения строительства получить новое назначение и переехать в город. Тогда и она бы с ними жила, и Антошка жил бы с ними. Мальчишка стал совсем взрослым, где ей с ним справиться. Дети пошли — ни бог, ни черт, ни «Пионерская правда» им не указчик…
А Базанов все искал ключик к сердцу Антошки. Все не мог найти и уже начал отчаиваться. А тут случай. Смешной, в сущности, эпизод.
…Начало лета опять оказалось жарким. Чудеса в природе продолжались. Где-то лили дожди и реки выходили из берегов. Где-то впервые за сто лет выпадали снега, парализовали жизнь городов. В океанах гуляли ураганы и тайфуны с нежными женскими именами. Началось извержение вулкана, который с древних времен считался потухшим. Метеорологи пытались объяснить происходящее. «Теплые массы воздуха вторглись, холодные массы воздуха неожиданно переместились», — писали они. А на пустыню обрушилась жара. И даже ночи против обыкновения стали душными. Атмосферное давление прыгало. Глеб чувствовал себя препогано, уставал, плохо спал.