— Вот это да! — удивился Базанов. — Сапожник без сапог, выходит, начальник стройки без квартиры?
— У нас тут много начальников, — неопределенно хмыкнул Богин.
Они вышли из кабины лифта и двинулись по открытой галерее. В одной из квартир трудились отделочники. В другой — паренек в солдатском мундире без погон, в щегольских когда-то галифе и сандалетах на босу ногу отчитывал пожилую полную женщину. Женщина годилась ему в бабушки. Он называл ее тетка Дарья и упрекал в том, что слишком много кафельной плитки идет в отходы. Увидев начальство, паренек лихо выскочил из окна на галерею, представился:
— Фесенко, Иван! Здравия желаю, товарищ начальник! Здравия желаю, товарищ парторг! — и чуть честь не отдал по армейской привычке.
— Показывайте хозяйство, товарищ Фесенко! — в том же приподнятом тоне ответил Богин. — И рассказывайте, на что жалуетесь, пока у нас время есть.
— Никто не экономит на фундаменте, товарищ начальник. Зато каждый стремится «зажать» на отделке. Хотя отделка-то всем и видна — паркет, пластик, плитка. Отсюда и качество, и замечания.
— Это точно, Фесенко, — подбодрил его Богин. — А еще что заметил?
— Зачем, к примеру, стенной шкаф, если он занимает жилплощадь? Какой смысл покупать стиральную машину, если она в ванную не влезает? Кухню надо бы метра на два еще увеличить.
— Ну, Фесенко, глаз у тебя — ватерпас! — прервал его Богин.
— Не за туманами сюда приехали, товарищ начальник, — паренек был явно польщен вниманием.
— Как это?
— Как в песне: не за туманами и запахами тайги — мы сюда работать приехали, шарахнуть в небо железобетоном, как сказал товарищ Маяковский.
— А ты агитатор, Фесенко!
— Так точно — агитатор, товарищ начальник, — согласился паренек. — Скоро год, как партийное поручение исполняю.
— Ладно, — сказал Богин. — Все в порядке. Разреши, мы у тебя походим?
— О чем говорить! — воскликнул Фесенко. — Выбирайте себе хоть любую квартиру, пожалуйста!
— Вот именно… А какую из трехкомнатных ты бы нам посоветовал? Какую бы себе взял?
— И сомнений быть не может, товарищ начальник. На нашем этаже. У торца. Вид оттуда исключительный! И не думайте!
— Высоковато, пожалуй. Теща у меня старая, а тут глядишь, лифты откажут, вода не пойдет.
— Эксплуатационники придут приличные — ничто не откажет.
— Так рекомендуешь?
— Непременно!
— Ну, спасибо за совет, агитатор.
— Ничего не стоит, товарищ начальник…
По галерее они дошли до последней квартиры. Богин внимательно осмотрел паркет и кладку кафеля на кухне и в ванной, потрогал, не «гуляют» ли форточки и двери, покрутил краны. Через комнату вышли на лоджию.
— Нравится? — спросил Богин.
— Отлично! — ответил Глеб. — Вознеслись мы над пустыней. Не загордиться бы. Она этого не терпит.
— С тобой не загордишься!.. Помнишь, приехали сюда с Милешкиным? Ничего не было. «Да и будет ли здесь город, может ли быть?» — спрашивал я себя. А ты приволок своих земляков с их проектами. «Ну, это уж прожекты, сказал я тогда себе, интеллигентский выпендрон». И смотри-ка — ошибся. Красивый город получается.
— И не только красивый, Степан, — удобный, умный. Специально для пустыни.
— Вода пришла — можно стадион форсировать. Футбольную команду создадим, лучшую в Азии. На моих условиях и из «Пахтакора» и из «Кайрата» сюда побегут.
— Команда — это хорошо, — согласился Глеб. — Но я о техникуме продолжаю думать, о помещении для него.
— Ох и трезвая ты голова, Базанов!
— Должность такая, Богин.
По-дружески положив ему руку на плечо, Богин сказал:
— Я вроде бы начал понимать тебя, ты — мужик настоящий, Глеб сын Семенов. Ты бы помогал мне, мы горы бы перевернули вдвоем.
— Я и помогаю тебе, Степан. Помнишь, когда познакомились, первый разговор? Ты меня сориентировал, нацелил — так я и действую.
— Издеваешься?
— Шучу.
— Ну, сегодня тебе все можно. Шути.
— А хочу я одного — чтоб у нас с тобой был постоянный контакт, он необходим.
— Какой контакт! — уже иным тоном, задиристо и самоуверенно сказал вдруг Богин. — Да у нас с тобой психологическая несовместимость. Мы преодолевать ее должны. В первую очередь, учти! Я некоммуникабельный человек, выражаясь современным языком. Ты некоммуникабельный… Нет, вообще-то ты коммуникабельный, но не со мной, нет, — с другими. — И повторил задумчиво: — А надо со мной, понимаешь?.. Ты не обижайся. Я гиперболизирую, конечно. Но мысль! Мысль — та, учти, комиссар.