Богин не сказал ничего больше ни строителям, ни сантехникам, которые еще переминались с ноги на ногу и к работе не приступали, а все так же молча и хмуро смотрели на него, и, не попрощавшись, зашагал прочь по разбитой машинами дороге.
…Надежда Витальевна Красная разыскала Базанова по телефону. Сообщила: звонил Богин, приходил в партком прораб Лысой. Между ними, говорят, произошла какая-то сшибка. Ашот Нерсесович дежурит. Глеб ответил, что выезжает немедленно. Появится Лысой, пусть она задержит его любым способом.
Но в парткоме Лысой больше не появлялся. О стычке начальника строительства с прорабом в Солнечном знали уже многие. Надежда Витальевна, часто и глубоко затягиваясь папиросой, рассказала Глебу о случившемся.
Надо же произойти такому в его отсутствие! Только-только стал подниматься человек, уверенность в себе почувствовал, желание свои знания и опыт применить. И скольких сил это Базанову стоило, скольких разговоров! И опять срыв. И опять техника безопасности. Глеб понимал, что уж здесь-то Лысой не уступил бы и самому аллаху, если б тот взялся уговаривать его нарушить инструкцию. Как легко и непростительно небрежно столкнул Богин с дороги не повинного ни в чем человека. Как просто.
Глеб понимал и другое: свершилось непоправимое. Зная характер обоих, был уверен — Богин не изменит своего приказа, да и Лысой не из тех, кто прощает обиды. Наверняка уволился уже. Такой человек без работы не останется. На любой стройке с руками его оторвут. Но ведь каким придет Лысой на новое место? Снова обозленным на всех и самого себя, снова ни во что не верящим, не желающим отвечать ни за кого, кроме себя. Сядет за рычаги бульдозера, в кабину экскаватора, будет понемногу землю перелопачивать, не включая в эту работенку золотую свою голову. А ведь он, Базанов, рассчитывал на назначение Лысого начальником СМУ водовода, он пробил бы это назначение с помощью членов парткома.
Чувствуя подсознательно, что все уже напрасно и случай успел распорядиться по-своему, а он, Базанов, опоздал, но не желая верить этому, Глеб кинулся в СМУ. И, конечно, не нашел там Лысого. Сказали, что ушел. Давно.
Федор Федорович Мостовой был, как всегда, сумрачен и лениво-спокоен: «Да, приходил. Заявление по собственному желанию, резолюция начальника СМУ — все как положено. Семейные обстоятельства. А я почем знаю. Нет, не вникал. Времени не было. Какое я имею право не увольнять?.. Нет, не самолично решал. С Богиным посоветовался».
Чувствуя, как копится и растет в нем злость, Глеб кинулся в общежитие.
…В балке на койках лежали строители. Отработали смену, поели, душ приняли и благодушествовали перед сном, разговоры разговаривали, покуривали в свое удовольствие.
Шла обычная беседа на ночь глядя.
Рассказывал пожилой бригадир отделочников Ронжин — тощий, словно сушенный и вяленный под солнцем и ветром, человек лет пятидесяти с узким лисьим лицом и скрипучим голосом, прозванный за неуемную свою фантазию «Травило».
Не очень-то и заботясь о том, слушают ли его, Ронжин настойчиво долбил историю про какого-то не то начальника, не то корреспондента из Москвы по фамилии Шкерандо. Куда-то тот поехал или пошел, а главное — фамилия у него такая, что не забудешь ее, — Шкерандо… Еще шпион такой был, разведчик вернее, — Шкерандо. Так, может, родные это были, а может, сам Шкерандо сначала шпионом был, потом корреспондентом стал. А Шкерандо фамилия известная, хотя и редкая, еще генерал был, тоже, наверное, родственник; много их на свете, Шкерандов этих…
В этот момент и зашел Базанов. Койка Лысого была пуста.
— Отдыхаете, товарищи? — сказал Глеб, увидев, что все сели при его появлении. — Где Лысой, не скажете?
— Фью! — присвистнул веснушчатый парень. — Улетел! Был и нету.
— Забрал чемодан, рюкзачок, попрощался и двинул в неизвестном направлении, — добавил другой.
— Тихо, ша! — повысил голос бригадир. — У товарища Базанова дело, по лицу видать, сурьезное, а мы галдеть сообща. Давайте порядком: ён спрашивает, мы — отвечаем. Мне, еслиф к примеру заметить, ён сказал: хочу в Ташкент съездить, замужнюю сестру повидать.
— И поблизости где-нибудь на работу там хотел устроиться — в Ангрене, Янгиере, что ли, — добавил веснушчатый.
— Надоело по пустыням и другим необжитым местам мотаться: построил город и уезжай из него другой строить — хватит, мол, навоевались, — сказал третий.
— Уехал ён, одним словом, — подытожил тощий бригадир и добавил: — Часа полтора будет, как уехал.