— Но ведь на коллегии министерства вы сами, помнится, восхищались проектом галерейного дома? — заметил Глеб.
— Тогда это была лишь идея, — лениво парировал, улыбаясь очаровательно, как кардинал Мазарини, Василий Васильевич. — Идея в чистом виде. А как только она стала материализовываться, воплощаться в кирпич, бетон и рубли, выяснилась, как бы сказать вам помягче, ее малая состоятельность.
— Простите, но ведь проект дома уже утверждали и в Москве все инстанции. Вы что же, и им не верите?
— Проект проектом, дело делом. Тут всегда, знаете ли, ножницы, — победно и снисходительно улыбнулся архитектор. — Поэтому и мы здесь — проверить, что происходит на деле.
— И что же происходит?
— До выводов еще далеко. Комиссия работает, знакомится с состоянием дел, изучает большой комплекс вопросов.
В этот момент в партком стремительно вошел Богин. Кивнул Милешкину, сознательно не заметив трансформации, происшедшей в нем. Впрочем, Василий Васильевич тут же, на глазах Глеба стал опять чудесным образом меняться — как-то подобрался, подтянулся, стал серьезнеть, ерзать и пугаться и через миг превратился в прежнего милого Милешкина, которого они знали. Перемена произошла моментально: страх перед Богиным он, видно, так и не сумел преодолеть в себе, хотя теперь не подчинялся ему и даже никак не был связан с ним… Впрочем, и обратной трансформации Милешкина Богин тоже не заметил.
— Вот вы где, — сказал он озабоченно. — Я тебя, Базанов, ищу, а ты, оказывается, члена комиссии обрабатываешь. Это полезно. Я вот тоже с председателем вашим успел мнениями обменяться.
— И что же? — пришибленно спросил Милешкин, ерзая в кресле.
— Темнит, как любой председатель комиссии. Но где-то и восторгается: «Интересный эксперимент, интересный эксперимент!» — Богин нетерпеливо прошелся по кабинету. — Ну что у вас, Глеб Семенович, все?
— Собственно, да, — опередил с ответом Милешкин.
— Пожалуй, — согласился и Глеб.
— Тогда ты уж иди, Василий Васильевич. И учти: чтоб с выводами твоя комиссия нас не закрутила. Чтоб порядок был. А, Милешкин?
— Я постараюсь, Степан Иванович.
— Постарайся уж, постарайся по старой дружбе. Надеюсь!
Милешкин встал, попрощался и понуро пошел из кабинета. Плечи его обвисли, походка стала неуверенной.
— Нет, ты силен, Степан! — восхитился Базанов. — Как удав с кроликом: посмотрел — раз! — и начисто лишил воли.
— Тоже мне фигура Милешкин! — отмахнулся начальник строительства. — Вот вызывают меня в Москву срочно.
— Чего это?
— Ничего особенного, слава аллаху! Комплектация оборудования для обогатительных фабрик. Представителей заводов-поставщиков министр собирает. На пару дней, но лечу с Глонти. Так что тебе покомандовать придется.
— Придется, покомандую. Вот с комиссией этой морока. Они ведь со своими устоявшимися взглядами приехали, а у нас на практике совсем иные взгляды на архитектуру рождаются. Тут обязательно будут высекаться молнии, и гроза, того гляди, начнется.
Богин, довольный, засмеялся:
— Не бойся: все равно комиссию я замкнул бы на тебя. Ты этот город выдумал, давай и разбирайся, расхлебывай!
…Через день Базанов узнал: Василий Васильевич Милешкин, внезапно заболев, вынужден был срочно улететь из Солнечного…
17
В тот же вечер в партком позвонила Морозова.
— Глеб Семенович, — очень официально сказала она, — из нашей группы архитектурного надзора отбывает Иван Олегович Яновский. Возвращается в Ленинград.
Это была новость!
— По вашему приказу или со собственному желанию? — спросил Глеб.
— По обоюдному решению и согласию.
— И все же меня это удивляет.
— Мы невозможно надоели друг другу, поймите, — раздраженно сказала Морозова. — Я недовольна им, он привязывается ко мне. Перегрелись! Вот!.. Эх вы, человековед! — сказала она насмешливо и одновременно грустно и кинула трубку.
Наталья Петровна что-то явно недоговаривала. Что-то произошло между ней и Яновским: глупо было ехать за четыре тысячи километров из Ленинграда, чтобы работать вместе, и быть вместе, и так быстро расстаться. Но если сам Яновский сознательно пошел на это, потому что Морозова как-то изменилась?
Глеб вспомнил, что видел Наталью Петровну всего несколько дней назад. Она была, как всегда, уверенно-спокойна, рассказывала ему, что комиссия после отъезда Милешкина поутихла, что Бакулевы отпраздновали новоселье, хотели позвать и его, но он, как нарочно, допоздна не возвращался в Солнечный. Толя несколько раз бегал к базановскому вагончику и в партком, но все безуспешно, и они жалели, конечно, и она пожалела, потому что был прекрасный вечер и они хорошо провели его… Нет, тогда Морозова была спокойна, как всегда. То, что произошло между ней и Яновским, произошло позднее. Когда же? Может, он должен вмешаться и хоть как-то помочь им? Может, она принимает сейчас решение, о котором будет жалеть?