— Но они убьют Добружа!
Хельга повернула голову в сторону Драконьей гряды. С минуту она вглядывалась в горные вершины, затем задумчиво произнесла:
— Не бойся за своего дракона, сынок. Ничего они ему не сделают. Он их прогонит. Поверь мне. Так будет… Я ведаю.
При этих словах ее зеленые глаза слегка затуманились. Никосу показалось, что холодный ветер северных фьордов пробежал у него по спине… Когда мама говорила так, то не ошибалась. Дверь в будущее для внучки скальда и ведуньи иногда приоткрывалась. «Только хорошо зная прошлое, можно с уверенностью заглядывать в будущее», — любила говорить Хельга и не ошибалась в предсказаниях.
Никос поверил. Стало несколько спокойнее.
— Да, но… Надо попытаться хотя бы предупредить его.
— Ты не успеешь вернуться. Люди увидят тебя у пещеры. Чего доброго, еще обвинят в том, что это ты пригласил дракона в наши края. Толпа непредсказуема и опасна. Я мать и боюсь за тебя. Ты не пойдешь туда.
Хельга присела, нежно положила ладони на виски сына, прижав непослушные кудряшки, и произнесла:
— Поверь, Никос, к вечеру все благополучно разрешится. Надо переждать.
— Но я…
— Это не предательство, сынок. Послушай меня. Сделай, как я прошу, и дракон оценит твою выдержку, хладнокровие и мудрость… А с Гийомом мы еще поквитаемся. Это я тебе говорю.
Никос, нехотя, кивнул. Мама взяла его за руку, и они побрели к дому. При этом паренек поминутно оглядывался на Драконью гряду, терзаемый сомнениями и тревожными ожиданиями.
Хельга знала, что на вечерней заре мужчины вернутся в Луговицы ни с чем. Поэтому приготовилась заранее поквитаться с Гийомом. По северному молчаливая и сдержанная она никогда не бросала слов на ветер. Не забывайте, чья она была внучка… Чаще за нее говорил пристальный взгляд из-под рыжей челки. И тогда казалось, что зеленое море что-то шепчет тебе на ухо, надо только прислушаться. Мужчины в этом море тонули, женщины бежали от него, как от огня. Только потомок эрейских мореходов не испугался. Горячий, но отходчивый Коста и молчаливая, скрывающая пыл за зелеными омутами Хельга были прекрасной парой и любили друг друга без памяти. Вместе пережили они и страшное горе — смерть детей. Горе от потерь сблизило их еще сильнее, а всю нерастраченную родительскую любовь они отдали Никосу. Их семейному счастью завидовали, кто тайно, а кто явно.
Это была не первая интрига Гийома. Его выступление бросало тень не только на семью Софиади. Подлая душа, он подверг жизни людей опасности, обещая золотые горы, хотя даже ребенку ясно, что в случае успеха лавочник все заграбастает себе, вспомнив про долги. Вам прощение долгов, а остальное мне. Как же наивны люди! Нет, этот мир не меняется. А как он ловко выдвинул Труссо на главное место. Мол, если что, с меня взятки гладки. Жан всем верховодил. Это была гнусная попытка сместить ее мужа, Косту, с должности старосты. При Софиади жили в нищете, а я всем долги простил. Теперь будем жить в достатке… Пора поставить Гийома не место!
Пред вечерней зарей Софиади вышли из дома и направились на площадь. На плече Хельга несла тяжелую серебристо-седую шкуру вожака волчьей стаи, принесенную Костой с луга у ручья. Никос послушно шел рядом. Он знал мамин замысел и полностью его одобрял. Он тоже мечтал поквитаться с Люше. Но на душе было тревожно от пока неизвестного исхода столкновения мужской половины Луговиц с Добружем. Вдруг мама все же ошиблась? И еще Никос волновался: ему предстояло говорить перед собранием взрослых людей! Но ради справедливости и дружбы он готов был на все.
Мама рассчитала все верно. Им недолго пришлось ждать на площади, где уже собрались женщины. Освободившись к вечеру от домашних дел, они пришли с детьми и ждали возвращения своих мужчин.
Через четверть часа незадачливые охотники за сокровищами появились на окраине. Понуро втягивались они в деревню, постепенно заполняя площадь. Их одежда дымилась. На многих лицах чернела копоть. У некоторых были ожоги. Жан Труссо, замыкавший вереницу горе-воинов, заработал новый шрам, красовавшийся на левой скуле.
Все было понятно без слов. Женщины запричитали и бросились к мужьям. К счастью, все были живы. Только к вдовцу Люше никто не кинулся на грудь. Он растерянно стоял в стороне, переминаясь с ноги на ногу. Когда же лавочник решил незаметно покинуть площадь, то встретился глазами с Хельгой, подошедшей к ревуну.
Бом-бом! — вновь разнесся над площадью голос колокола, прерывая на полуслове взволнованных луговчан. Гийом остановился, как вкопанный. Бежать было поздно. «Что еще удумала эта ведьма?» — мелькнула у него мысль. Все с недоумением повернули головы к Хельге.