— Не успею! — горестно выкрикнул он.
— Что случилось?
— Не успею вернуться за светло! Если мое опоздание заметят, будут неприятности. Станут расспрашивать: «Куда ходил? Зачем?». Я должен был вернуться до рассвета. А теперь…
— Успокойся, Никос, — улыбнулся Добруж. — Садись на меня. Долетим до дома за пять минут.
— Нет, нет! Ты что? Там солдаты! Если тебя заметят…
— Никос, они все равно знают обо мне. Рано или поздно нам придется с ними встретиться.
— Да, конечно. Но лучше поздно, чем рано.
— По-моему, слово «поздно» должно беспокоить в первую очередь тебя. Времени нет. Я тебя задержал, и я же помогу тебе вернуться до рассвета. Не хочу, чтобы из-за меня пострадали твои родители.
— Хорошо, — сосредоточенно кивнул пастушок. — Но только до ручья, дальше я сам. Еще есть время, я успею.
— Тогда садись, скорее!..
…Приподняв светло-серое небесное покрывало, румяное солнце выглянуло из-за горизонта и, решив, что пора явить себя миру, выпрыгнуло из кровати, в которой всю ночь нежилось где-то за краем земли. Но когда светило только начинало карабкаться по небосклону к заветному месту, из которого собиралось засиять в полную мощь, Никос уже был дома, а дракон у себя в пещере. Они успели.
Отец оказался прав. Герцог со своими людьми еще завтракал, похмеляясь после вчерашнего застолья, когда в дом вошел дюжий гвардеец и доложил:
— Монсеньор. Пришел местный лавочник. Хочет вас видеть. Говорит, что по очень важному делу. Я сказал, что вы заняты, но он уверяет, что дело неотложной важности и этих сведений вы ждете.
— Да-а? Интересно-о. Как его зовут?
— Гийом Люше.
— Гийом… Гийом… Люше… — герцог словно дегустировал имя, запивая его вином. — Нет, не помню.
— Он очень настойчив, монсеньор. Твердит, что вы оцените сведения по достоинству.
Никос был уверен, что в кулачище гвардейца притаился золотой, сделавший настойчивость прохвоста Люше более убедительной.
— Думаю, нам следует выслушать этого лавочника, — обратился к герцогу епископ. — Как деловой человек он знает, что время — деньги, а время вашей светлости — очень большие деньги. Он не пришел бы с пустяковой жалобой.
— Пожалуй, вы правы, ваше преосвященство. — Герцог махнул гвардейцу: — Введите.
Солдат улыбнулся честно заработанному золотому и скрылся за дверью. Через мгновение дверь отворилась снова, и на пороге появился Гийом Люше.
Он очень сильно сдал за последние дни. Бессонные ночи у постели больного сына измотали старика. Герцог смерил лавочника взглядом:
— Мне доложили, что ты хотел меня видеть и сообщить какие-то важные сведения?
— Да, монсеньор.
— Говори, я слушаю. Но моли Бога, чтобы твое дело оказалось действительно неотложным и заслуживающим моего внимания.
— Ваша светлость останется довольна, — лавочник льстиво улыбнулся. — Известно ли вам, что в окрестностях появился дракон?
— Драко-он?! — делано удивился герцог и посмотрел на епископа.
— Не может быть! — всплеснул руками тот, поддерживая игру.
— Да, ваша светлость, дракон, — продолжил Люше. — Не далее как три дня назад он напал на людей. Крестьяне напуганы. Справиться с чудовищем им не под силу. Это могут сделать только ваши люди.
Герцог ответил не сразу, изобразив раздумье и серьезную озабоченность. Он покачал головой, отчего золотистые волосы пошли волной. Со стороны могло показаться, что локоны колышут стремительные мысли. Герцог держал паузу, искоса поглядывая на лавочника, пытаясь заставить того принять на себя роль просителя. Опытный в торге Люше почтительно молчал, терпеливо ожидая ответа. Наконец, его сиятельство прервал молчание:
— Ты просишь об услуге. Готов ли ты оплатить ее? Дракон — это не шутка. Мне и моим людям придется рисковать жизнью!
— Ваша светлость, — поддержал игру Грегориус, — это очень опасно. Подумайте, что скажет наш юный король.
— Оплата будет достаточной и даже более того, — весомо сказал Люше.
Лавочник сразу раскусил герцога с епископом. Еще накануне ночью, сидя у кровати Эжена, он прикидывал возможный ход разговора, от которого теперь зависело все. Большой Шанс уже дважды укусил Гийома, наказывая за неверный расчет. Как ни мечтали крестьяне разбогатеть, но при виде дракона разбежались кто куда. Как ни осторожен был Эжен, но, выслеживая дракона вечером в холодных горах, умудрился простудиться. И это было самой дорогой платой за авантюру. Уже три дня Эжен лежал в постели, терзаемый кашлем, изнуренный жаром. Если что-то и любил Гийом в этой жизни так же сильно как деньги, то только сына, напоминавшего ему себя в молодости. Слава Богу, после визита мельника Мишо, приготовившего какой-то отвар, самочувствие сына несколько улучшилось. Но он по-прежнему был бледен и слаб.