— Нет. Я видел, что отряд герцога повернул в деревню. А я с начала пригнал отару домой, а уж потом побежал к пещере.
— Это я понял, увидев овец. Но почему ты не предупредил нас?
— Дорога была каждая минута! Я и так вернулся почти на рассвете.
— Ты не нашел минутку, чтобы шепнуть мне или маме пару слов на ухо. Вместо этого мы не находили себе место несколько часов кряду, и при этом были вынуждены улыбаться герцогу и его людям, как будто ничего не случилось. Почему ты не предупредил, Никос? Или ты думал, что я проболтаюсь?! В городе из меня несколько дней выбивали сведения, но я твоего друга не выдал. Мне казалось, что я, как твой отец, заслуживаю доверия. Или ты думал, что мама проболтается? Ну конечно, она у нас такая болтушка!
— Нет, папа. Извини… Я просто не подумал. Я очень торопился. Я не знал, что вы будете так волноваться.
— А надо было знать! Надо было подумать. Ты уже взрослый… Ох, Никос, Никос. Вот когда у тебя у самого будут такие же непослушные дети, ты меня поймешь.
— Прости, пап.
— Ну, хорошо. Я только одного не могу понять, Никос. Скажи, пожалуйста, вот ты сбегал в горы к раненому другу. Тебе стало легче, когда ты увидел его беспомощность? Чем ты мог ему помочь? Сказать последнее прости, рискуя своей и нашей жизнью, рискуя свернуть себе шею на горной тропе в темноте? При этом, зная, что помочь ты ему уже не можешь.
— Могу! Я помог… Мы зашили ему крыло!
— Кто это «мы»? — опешил Коста.
— Я и мельник. Мишо заштопал крыло. Добруж снова может летать… Только это пока секрет. Нельзя никому говорить. Если герцог узнает…
— Никос, ты опять? Мы, кажется, с тобой договорились.
— Да, пап, извини.
— Значит, ты говоришь, твой друг снова может летать? — отец почесал затылок и усмехнулся. — Вот это сюрприз для Его светлости! До полуночи господа праздновали победу. И это несмотря на большое количество раненых. Я видел переполненные повозки. Один из рыцарей, по-моему, очень плох. Но герцога люди не волнуют. Ради собственного обогащения он, не задумываясь, пошлет на смерть весь отряд и даже самых преданных рыцарей. Кстати, герцогу даже выгодно, чтобы людей осталось поменьше. Меньше его золота перекочует в карман служак.
— Но почему тогда гвардейцы и рыцари преданы ему? Ради чего жертвуют своими жизнями? — недоумевал Никос.
— Ну, во-первых, им надо кормить семьи. За службу хорошо платят. А во-вторых, объявлена благородная цель — избавить людей от кровожадного дракона. Любой рыцарь живет ради подвигов и мечтает прославиться. А тут такой случай! Они его не упустят.
— Теперь, чтобы прославиться, им придется очень сильно постараться, — заметил Никос.
— А герцог и епископ считают, что дело уже сделано. Осталось только прийти и забрать сокровища. Когда они с рыцарями говорили об этом, мне стало даже жаль твоего друга. Он хоть и дракон, но защитил тебя и отару от альпийских волков. Бескорыстно помог нам, рискуя собственной жизнью. В конечном счете, он ни в чем виноват и не заслужил подобной участи. Так что твое известие обрадовало меня, сынок. Я полностью на стороне дракона. У меня, конечно, есть личная обида на герцога и епископа. Но главное не в этом. Люди, подобные Люше, герцогу и епископу, страдающие безудержной тягой к обогащению, подло наживающиеся на несчастьях других, к сожалению, очень редко меняются. В их глазах лихорадочный блеск алчности. Сердца их черствы, а души ржавчиной разъедает скаредность. Это гнилые люди. И нет лекарства от жадности. Эта болезнь лечится только радикально. И я очень хочу, чтобы твой дракон их хорошенько полечил.
— Я тоже.
— Ну, ладно. Иди, успокой маму и ложись. Выспаться не получится. Через час я тебя разбужу. Герцог не должен ничего заподозрить. Ни к чему ему знать, где ты провел ночь. Сегодня погоним овец вместе. И ты сможешь передохнуть, и мне так будет спокойнее. А потом, все-таки интересно, чем все это кончится.
Никос улыбнулся и побежал в дом.
Когда на востоке из-за гор показалось багровое, словно окровавленное солнце, Добруж, притаившийся за Выступом Гордецов, задремал. Сказывалось утомление боем, ранение и бессонная ночь. Ему снилось, что они вместе с Никосом летят над Изумрудной долиной. Чувство бескрайнего простора, свободы и беспричинной радости переполняло грудь. Они были вместе и были счастливы. Затем друзья приземлились на лугу у большого валуна, где первый раз встретились. И тут Добруж увидел родителей, в жаркий полдень утолявших жажду из ручья. Он хотел заговорить с ними, но стоило ему приблизиться, как отец-дракон поднял голову, улыбнулся, увидев сына, открыл пасть, чтобы что-то сказать, но вместо этого заржал, как конь: