Теплая комбинация облегла изгибы ее тела, остановившись на самой грани приличия. Агата побрела на кухню. Вчера она замышляла, что утром здесь будет пахнуть беконом, кофе и корицей — но сейчас на кухне стоял запах известки и скипидара от кистей, которые Стопак мыл в раковине, да там и оставил. Агата испустила глухой стон, вытащила кисти из раковины, положила их в старую чашку и стала оттирать остатки краски металлической губкой.
— И зачем я это делаю? — вдруг пробормотала она. — Какой в этом смысл, черт возьми?
Агата швырнула металлическую губку в раковину, поставила кофейник на плиту и, раздраженно топая, вышла из кухни. Затем, раздраженно топая, вернулась и сняла кофейник с плиты.
Снова выйдя из кухни, она вошла в спальню и села на табурет у туалетного столика.
— Какой, черт возьми, в этом смысл? — Мысль эта не давала ей покоя, и она снова и снова повторяла: — Какой, черт возьми, смысл? — Схватив гребень, Агата стала яростно расчесывать волосы, и черные пряди, упав, завитками окружили ее лицо. — Какой смысл, черт возьми? — Она встала, подошла к шкафу и достала из ящика чистые трусы — очень даже заметные трусы, огромные трусы, накрахмаленные, теплые, удобные трусы, и надела их.
— Комбинашка и трусы. Старушечья комбинация и чертовы старушечьи панталоны. Черт! Черт! Черт!
Агата снова уселась перед зеркалом и стала краситься, ни на секунду не прекращая ругаться — разве только когда дело дошло до помады, ей пришлось замолчать; но и тогда она продолжала ругаться про себя. И едва с помадой было покончено, как она снова выплюнула в зеркало накопившуюся за эти мгновения ярость.
И тогда она почувствовала себя лучше. Да, намного лучше.
В зеркале отражалась измятая постель, напоминающая рельефную карту Кордильер.
— К черту проклятую постель — пусть Стопак сам ее убирает!
Агата достала из гардероба голубое платье с белым кантом, надела туфли и вышла из квартиры.
На лестнице было темно. Она спускалась осторожно, держась одной рукой за старые деревянные перила, а другой — за каменную стойку, разделявшую лестницу посредине. Ступив с последней, ненадежной ступеньки, Агата облегченно вздохнула и готова была уже поспешить на работу, как вдруг…
— Доброе утро, Агата!
Рука Агаты непроизвольно дернулась к сердцу. Гектор. Она терпеть не могла Гектора. Дело в том, что он был вульгарно великолепен — темный, высокий и опасный. Всегда, летом и зимой, в черном плаще, полы которого метут тротуар; длинные, гладкие, прямые волосы, бледное лицо и горящие глаза, как у святого или у дьявола. Женщины, завидев его, начинали шушукаться — женщины, которых Агата хорошо знала, почтенные замужние дамы, которым следовало бы знать цену добропорядочным мужчинам с хорошей работой, а не болтать бог знает что о таком никчемном человеке, как Гектор. Поэтому Агата предпочитала испытывать к нему отвращение — будь он хоть трижды ее родственником.
Отвращение вызывало у Агаты буквально все в нем, от нечищеных ботинок до нелепых крысиных усиков. И пахло от него выпивкой и дешевыми сигаретами. Ему не помешало бы хорошенько вымыться. Агата кинула на него быстрый взгляд и возненавидела его еще больше.
— Доброе утро, Гектор. К сожалению, не могу предложить Тебе зайти — я ухожу на работу.
— Ну, это не беда, — Гектор заправил за ухо выбившуюся прядь волос, — все равно пришел-то я к Стопаку.
— Его тоже нет дома. Да и что тебе от него может быть нужно?
— Агата, ты меня удивляешь. Что за тон? Не найдется у тебя сигаретки? Хотя что это я — конечно, нет. Только не у Агаты! Ну а почему мне нужно искать какие-то предлоги и поводы, чтобы навестить моего родного кузена? Моего самого любимого во всем мире кузена? Моего драгоценного двоюродного братика?
— Так или иначе, его нет дома. Не знаю, где он сейчас, но точно знаю одно: денег у него нет, так что можешь с чистой совестью оставить своего драгоценного братика в покое!
Выпалив это, Агата пошла своей дорогой — только для этого ей пришлось протиснуться мимо Гектора, который и не подумал отойти в сторону, а остался стоять на месте, улыбаясь ей с высоты своего роста.
Она могла бы сесть на углу Александровской улицы на трамвай, идущий вдоль реки, но было еще слишком рано, так что она решила зайти в «Золотого ангела» и выпить чашечку кофе. Перейдя дорогу, она остановилась на углу у Зеленого моста и стала ждать трамвай до Замковой, нервно поглядывая в сторону своей улицы. Конечно, вот и Гектор. Он увидел ее. Смотрит прямо на нее и кривит губы. Она видела, как его ус немного поднимается с одной стороны. Какая идиотская ухмылка! Что, спрашивается, она должна означать? Смотрит на добропорядочную женщину так, будто что-то знает. А он не может ничего знать. Да и знать-то нечего!