— Понятно, — сказал Тибо. — Мне очень жаль.
— Жаль, что я болен или жаль расставаться с представлением о гурмане и обжоре Емко?
Агата сидела у фонтана на Ратушной площади и доедала черствую булочку с сыром. «Я могла бы пообедать куда лучше за вдвое меньшие деньги», — думала она.
Прежде чем вернуться на работу, она поспешила в магазин скобяных изделий Вертана Смитта и купила голубой эмалированный контейнер с крышкой.
— Теперь, — сказала она себе, — я буду носить на работу свои собственные бутерброды!
Примерно в это самое время автомобиль Гильома остановился у здания суда и покачался на рессорах, когда адвокат извлек свое тело наружу.
— Здесь мы должны расстаться, — сказал Гильом и ухватил своей ручищей руку мэра.
— Почему вы пригласили меня на обед? — спросил Тибо.
— Потому что вы были правы. Этот недомерок и правда лупит жену. Не думайте, что, раз я адвокат, во мне не осталось любви к справедливости. Не следует путать справедливость и закон. Не следует путать то, что хорошо, с тем, что правильно. И не думайте, пожалуйста, что то, правильно — хорошо. Вы поступили правильно. Нет! Видите, как просто перепутать? Это я из-за вас сейчас ошибся. Вы поступили хорошо. По-доброму. Вот почему вас называют «добрый мэр Крович» — вы это знаете? «Добрый Тибо Крович» — как «Карл Великий» или «Иван Грозный». Должно быть, ради того, чтобы получить такое прозвище, даже стоит жить. Это было по-доброму, это было хорошо — но не правильно. Превращать закон в посмешище — недопустимо. Для нас, простых смертных, это единственная защита от «добрых» людей. Поэтому я сообщу о вашем поведении судье Густаву. Я должен поступить «правильно». У меня нет выбора. Таким людям, как вы, не место в суде. Вы опасны.
— Понимаю, — сказал Тибо. — Спасибо за омлет.
Колокол моего собора пробил два. Оставалось рассмотреть только одно дело.
— Гектор Стопак! — выкрикнул секретарь и передал Тибо бумаги.
«Стопак! — подумал Тибо. — Может быть, это тот самый Стопак, муж Агаты? Но ведь, наверное, в городе есть и другие Стопаки?»
Гектор прошел на скамью подсудимых. Довольно высокий человек с щегольскими усиками, темный, красивый, но выглядит грязновато и неряшливо. И молод. Слишком молод, чтобы быть мужем Агаты.
— Господин Стопак, насколько я могу видеть из полицейского протокола, — Тибо постучал ручкой по лежащим перед ним бумагам, — вы обвиняетесь в серьезном нарушении общественного порядка на территории таверны «Три короны»: вы кричали, нецензурно бранились, нанесли заведению материальный ущерб, а один из посетителей попал в больницу со сломанным носом и некоторыми другими, менее тяжелыми телесными повреждениями. Вот заключение врача. Признаете ли вы себя виновным?
Емко Гильом воздвигся над столом, словно аэростат заграждения.
— Я представляю интересы господина Стопака, ваша честь. Господин Стопак признает себя виновным.
— Имеются ли смягчающие обстоятельства?
— Желает ли ваша честь ознакомиться с ними?
— Не сказать, чтобы очень.
— Тогда позвольте мне сказать лишь, что господин Стопак — творческая натура, художник, и художник многообещающий. И неудивительно поэтому, что компанию он водит, в некотором роде, — Гильом сделал многозначительную паузу, — с представителями богемы. У моего подзащитного артистический темперамент, и его друзья-художники обладают столь же вспыльчивым нравом.
— Вот как? Я и не знал, что «Три короны» — такой очаг культуры, — сказал Тибо. — Сформировалась ли там уже своя школа?
— Скорее это просто пристанище артистов, ваша честь. Обстоятельства инцидента в целом соответствуют тому, что указано в протоколе. Между братьями-художниками вспыхнул спор, они несколько разгорячились, чему способствовало употребление алкогольных напитков…
— Et cetera, et cetera, et cetera,[2] — перебил его Тибо.
— He знал, что ваша честь — знаток латыни. В самом деле, история обычная, столь часто излагаемая в этом суде. Однако я счастлив сообщить суду, что не далее, как этим самым утром мой подзащитный нашел работу. Работодатель — его двоюродный брат. — Гильом с присвистом повернулся и указал в противоположный конец зала, на человека в тесных белых хлопчатобумажных брюках. У человека были отечное лицо и грустные глаза. — Старший господин Стопак — бизнесмен, художник-декоратор безупречной репутации, чье имя прежде не звучало в этом суде…
«Однако не то чтобы его имя было совершенно незнакомо суду», — подумал Тибо.
— …и он готов трудоустроить моего подзащитного на условиях полной занятости и регулярной заработной платы.