отцом вошли в комнату. Отец сразу достал из кармана бумажник и
рассчитался с шофером. Потом он перекинулся двумя-тремя словами с
соседями.
— Ирина, сходи в магазин,— строгим голосом сказал Илья.— Вот
тебе деньги, купишь
хлеба и сахара. Вчера, кажется, кончился. И сделай что-нибудь поесть.
Соседи ушли.
— Я купила уже,— неуверенно сказала Иринка.— А на плите суп
есть...
— Ты есть хочешь? — обратился Илья к отцу.
— Супцу-то похлебать? Можно, пожалуй...
— Раздевайтесь,— сказала ему Иринка.— Я сейчас суп погрею.— Она
ушла в кухню.
— Почему она меня на «вы»? — возбужденным шепотом спросил
отец.
— А я откуда знаю? — так же шепотом ответил Илья.— Может,
забыла уже? — Он покраснел.
Отец достал из кармана платок и громко высморкался.
— Ладно... Ну и напугал ты меня своей телеграммой!
— Да у меня и в мыслях не было! — заволновался Илья.— Не знал,
как попросить,
—
вот и написал как получилось... Ты хоть пошути как-нибудь с ней, она
это любит, а то действительно черт знает что...
— Ты на меня больше не злишься? —
быстро спросил отец.
Илья отвел глаза.
— Перестань,— хмуро сказал он.— При чем здесь я? Ты вон с ней
что-нибудь сделай... Давай пианино на место подвинем.
— А где остальное? — озабоченно спросил отец.— Крышки,
штуковина эта с молоточками?
— По-моему, в прихожей оставили. Кто-то, кажется, нес.— Илья
пошел в прихожую.— Ты иди, ешь,— обернувшись, сказал он.— Я не хочу
пока. Я тут делами займусь.
Их вдруг обуяла жажда деятельности. Он принес из прихожей все и
начал ставить на место клавишный механизм. Потом достал из ящика стола
камертон и настроечный ключ. Отец все не уходил.
— Ты иди, я тут долго заниматься буду.—
Илья несколько раз звякнул ключом по камертону.
Отец пошел наконец в кухню.
Илья начал настройку.
Чем дольше он работал, тем его все сильней охватывало нетерпение.
Хотелось закончить быстрее. Непонятно только было — зачем. Он слышал,
что в кухне о чем-то говорили. Потом говорили за его спиной, уже в комнате.
Иногда до него долетали робкие Иринкины «хи-хи», слышался сдержанный
смех отца. Он невнимательно ловил обрывки их разговора — что-то про
белых медведей, про северное сияние,— но ни во что не вникал. Когда дело
дошло до пружинки под западающей «фа», он вообще отключился от всего.
Бегал к соседу — тот работал телемастером — и искал с ним подходящую
проволочку; потом долго мотал из нее пружинки. Иногда ему приходила
мысль, что он ведет себя противоестественно, но он гнал ее от себя. «Сейчас
настрою и что-нибудь им сыграю. Что-нибудь помощнее. Он увидит, что это
не блажь!»
Через два часа все было готово. Илья подтащил к пианино стул и сел.
Он взял вразброс несколько аккордов. Ему показалось, что пальцы немного
дрожат. «Вымыть руки!» — сказал он себе. Он встал и пошел в ванную. Его не
было минут пять. Когда он снова пришел в комнату, Иринка с отцом сидели
молча. Ждали.
— Гармонь готова,— бодро сказал Илья, и фальшь собственного
голоса резанула его так же, как звук расстроенной ноты.
— Сыграй что-нибудь старенькое,— сдержанно попросил отец.
— А что? — механически спросил Илья и нервно потер руки. Он сел
за пианино.
—
Ну, я не знаю... Может быть, «Лунную»?
Илья кивнул. Но вдруг он понял, что ему не
хочется ее играть. «Звучат последние аккорды сонаты, и публика громко
рыдает,— жестко подумал он.— Маэстро утирает скупую мужскую слезу...»
Он «закрыл» левой педалью звук и неожиданно начал наигрывать один из
своих «Этюдов». В какой-то развесело-дикси-лендовой манере. «Этюд номер
два. Старенький»,— объявил он про себя шутовским голосом.
Покончив с Этюдом, он, не останавливаясь,
заиграл что-то для себя непонятное. «Вперед, маэстро!» — подбадривал
он сам себя. «Мяса! Мяса побольше! Правая педаль!» Звук раскрылся.
Внезапно он увидел тему. Вернее, даже не тему, а маленький обрывок
ее: из хаоса почти беспорядочных звуков словно запросился связный кусочек
мелодии. «Откуда это?» — настороженно подумал Илья. Руки торопливо
начали поиск мелькнувшего обрывка. Он «вытащил» его полностью. «Что
дальше? — лихорадочно соображал он.— Дальше!» Левая рука беспокойно
искала аккомпанемент. Показалось, что мелькнуло какое-то продолжение.
«Так, не дергаться... четче рисунок...» Илья осторожно повел это хрупкое,
грозящее вот-вот ускользнуть, продолжение. «Откуда это? — еще раз спросил
он себя.— Неужели где-нибудь слышал?» Он сильно вспотел. Чувствуя, что у
него течет по щекам, он, не отрывая рук от клавиш, поочередно поднял плечи
и стер ими пот со щек.
Он играл уже как первоклассник музыкальной школы: голая, без
всяких украшений, тема правой рукой — и простейший, тоническими
трезвучиями, аккомпанемент левой. Нужно было во что бы то ни стало
«раскрутить» до конца мелодию.
«Интересно, как это им нравится? Что он думает? Что я сейчас стал бы
демонстрировать ему образцы техники? А Иринка? Почему она стала
говорить ему «вы»?.. Как он здорово сдал. Почти совсем лысый. И
неуверенность эта... Соло на басу! Здесь контрабас. Мягче, мягче! В правой —
сакс. Так. Один. Голый саксофон до четвертой октавы, по нарастающей.
Саксофон — это человек!.. А почему это должно на что-нибудь походить?
Почему я боюсь, не чужое ли это? Они что, жили как я? Они по-своему жили,
я по-своему... Что, Гершвин пил газировку по случаю праздника и до
посинения старался быть добрым и хорошим? А Стравинский рассказывал
Голь-ман про папашу? Я — степной кочевник. Что вижу, то и пою. И они
пели, что видели. У каждого свои темы... Как он Ирку расшевеливать будет?
Почему он так мало шутит? Он же так смачно шутил! Из любого положения!
Кто его успел так заклевать?.. А я? Что мне было нужно? Этот черный ящик?
Зачем?.. Что я хотел? Денег, что ли?.. Да нет же!! Не мог же я из-за денег!..»
Илья повел свою тему сначала. Нужно было охватить ее целиком.
Нужен был верный размер и темп. Он настолько в нее ушел, что временами
ему казалось, будто он и в самом деле слышит вступающий хор скрипок и
щемящую хрипотцу одинокого саксофона. «Без нервов, пожалуйста,—
попросил он себя,— они все видят: и твою паучью позу, и твою мокрую
рубашку... И не топить в импровизациях! Это потом... Сейчас заканчивать.
Мощнее. Все, на что оно способно!»
С заключительными аккордами «Илька-дурак» словно подпрыгнул.
«Ничего не забыть!»— почти панически подумал Илья, когда исчез звук.—
Завтра обязательно записать. Нет, сегодня! Ночью! Они лягут спать, а я... Где
он будет спать?!»
— Ты что играл? — напряженно спросил отец.— Я аж сам вспотел.—
Он смутился и полез в карман за платком.
— Да так, небольшая джазовая композиция в соль миноре,— ответил
Илья и встал.— Здесь в самом деле что-то жарко... Я пойду на кухню,
покурю... Вы чай будете?
— Будем!— Иринка спрыгнула с дивана и повисла у Ильи на руке.— А
я тоже так играть буду? — восторженно спросила она.
— Понятно! — ответил Илья. И в голове его снова пронеслось:
«Только не забыть. Только ничего не упустить! Только не расплескать ничего
до ночи!»
СОДЕРЖАНИЕ
Рассказы
Милочка
С глазу на глаз
Чисто профессиональный спор
Воспитание по Станишевскому
Сверчок
Добрый мир
Кто дочитал «колобок»
Резкий парнишка
Ненастуяявшня рассвет
Ветеран
Повести
Внимание: всплытие!
Введение в курс композиции