— Ага, и на маленький бифштекс понадобиться стог сена, — хмыкнул Хван.
— Сил уйдёт столько, сколько калориями пятидесяти бифштексиков вряд ли восстановишь, — поддакнула Хлоя.
— И если не домагичить, то трава на вкус и останется травой, — включился в объяснения переставший смущаться Почо.
— Хотя по виду будет мясцо, — подытожила Хлоя.
— Я-то думал, у вас здесь магия высшего круга, а у вас бутафорские фокусы, — невольно рассмеялся я. — А моя одёжка тоже бутафория? — осенила меня догадка.
— Не совсем так...
— Не совсем? Или совсем не так? А может, и одежды никакой нет? Может, я тут перед вами как голый король щеголяю, в чём мать родила, а вы делаете умный вид и тихонечко хихикаете в ладошки?
— Уф, Сергей Анатольевич, ну вы и нагородили, — хихикнула Хлоя.
— Да, господин Добрый, понесло вас как от дурной травы, — усмехнулся Хван.
— Добрый — дурной! — во весь голос рассмеялся Почо.
А вот это они зря сделали. Вот это, ребятки, был явный перебор. Насмехаться над собой я не позволял никогда, никому и ни в каком виде. Даже когда этот вид был сильно не презентабельный, да и, просто сказать, никакой. И никакими глазками меня не разжалобишь, даже если они так мило улыбаются и в них бегают чудные искорки.
— Значит так! — рявкнул я. — Сейчас вы мне выкладываете всё как на духу. Без всякого жеманства, лицемерства, хихиканья в кулачек, предельно откровенно. Ложь почую сразу, — приврал я на белом глазу.
— Хорошо, спрашивайте, — снова улыбнулась Хлоя, но теперь не только глазками.
Э, нет, девочка, теперь я на глазки не покупаюсь. И не на глазки тоже.
— Во-первых, что за одежда на мне и есть ли она вообще? — холодно спросил я.
— Конечно, есть, Сергей Анатольевич. Успокойтесь, вы вполне одетый мужчина, — убедительно ответила Хлоя и снова улыбнулась.
— И вы видите на мне то же, что и я?
— Абсолютно то же. Как и вы нас. Не беспокойтесь. Вот только есть одно маленькое «но».
— Так, всё-таки фокусы и бутафория. Сплошной обман на доверии, — снова не удержался я, начиная раздражаться.
— Сергей Анатольевич, взгляните теперь на нас, — глаза Хлои снова заулыбались, и в них засверкали уже не искорки, а огоньки.
— И биться сердце перестало! — практически во весь голос воскликнул я, когда глазки Хлои вновь отпустили меня.
Передо мной стояли три оборванца. Да что там оборванца! Три бомжа, сто лет не находившие на помойках никакой поношенной одежды. Какие-то лоскуты, тряпочки, верёвочки облепляли их тела, открывая последние в самых разнообразных местах. И если тела Хвана и Почо мне были далеко до лампочки, то телом Хлои я невольно залюбовался, несмотря на страх, облепляющий её. Всё настолько аппетитно выглядывало в эти прорехи и дыры, что даже хламида, опутывающая девичье тело, не казалось мне теперь помехой. Разве что чуточку раздражало. Самую малость. Да собственно, и плевать! Можно и потерпеть.
Я долгие секунды, казавшиеся мне вечными и такими короткими, пожирал Хлою глазами, съедая её по каждому миллиметрику доступной — именно доступной — красоты; рванина, обволакивающее её тело, меня не интересовала. И тут по глазам меня словно шлёпнул огненный вихрь, заставивший меня мгновенно, от боли, сжать веки.
— Твою же мать! — не удержался я от резкого словца и стиснул веки ладонями.
— Хлоя! — донёсся до меня голос одного из братьев, я так и не понял, кого именно. Резкая боль в глазах превратила все звуки в комариный писк, доносившийся через ватную подушку.
— Сестрёнка, не надо! — послышался ещё один писк.
Боль постепенно из единого целого начала распадаться на множество мелких, но уже не таких катастрофически адских осколков. Я попробовал потереть глаза и понял, что напрасно это сделал.
— Гх-х-х-а-а-а! — От нового приступа я взвыл нечленораздельно, но явно матерно.
— Спокойно, Серёжа, спокойно, сейчас поможем, — снова запищало у меня в ушах. — Хлоя, оставь его!
— А что он? — донёсся совсем тоненький, но до ужаса рассерженный голос Хлои.
— Он же не специально. Ты бы видела себя... тут бы любой на его месте...
— Значит, и вы туда же? — писк стал вызывающе-угрожающим. — Сейчас и вам мало не покажется. Зато это будет последнее, что вы в этом мире видели. На всю оставшуюся жизнь запомните.
Резкая боль снова полоснула, теперь уже мой воспалённый мозг. И стало всё по барабану и глубоко фиолетово. Видно, мой организм раздражённо плюнул на все издевательства и попытался скрыть моё сознания в потайных глубинах моего внутреннего «Я», скуля и зализывая раны, как побитая собака.