Вот ведь угораздило. Жил себе мирным алкоголиком, попивал горькую, никого не трогал. Самоё противное, что я испытывал жуткое, но вполне излечимое похмелье. А тут взяли и выдернули, закинули черт-те куда, издеваются, а теперь ещё и прибить пытаются. Да ещё как прибить! В страшно-болезненной и архиизвращённой форме. Садисты! Это надо ж вот так взять живого человека и сжечь прямо изнутри адским огнём. Нет, такого удовольствия я вам не доставлю. Вот возьму, потеряю сознание и пошли все нафиг. Можете сколько угодно упрашивать, а в себя я не вернусь! Не достойны вы такой радости. Вот сейчас... раз... два... три...
Глава 3
Глава 3
Водопад обжигающего, ледяного и между тем умиротворяющего спасения обрушился на мою голову, попадая в открытый рот и заливаясь в нос. Я невольно, отфыркнулся, пару раз чихнул и передумал терять сознание.
— Эх, маловато. Надо бы ещё полить. Почо, сгоняй опять на родничок.
— Сам сгоняй, мне от сестрицы тоже досталось, а я пока тут в тенёчке отдышусь. А заодно и сам макнёшься, здорово помогает.
Второй водопад обрушился на меня ещё большим облегчением, окончательно приводящим в сознание. Я ещё раз громко чихнул, кажется, даже высморкался и попытался взглянуть на этот мир пострадавшими глазами. Зрение возвращаться решило не сразу. Сначала вновь полоснули красные всполохи, заставив зажмуриться. Но, надо отдать им должное, были они уже не столь болезненными. Потом глаза затянула тёмно-розовая пелена, светлеющая с каждой минутой. И вот наконец стали прорисовываться очертания окружающего мира. Я осторожно сел, стараясь понапрасну не тревожить пострадавшие органы зрения и сочетающийся с ними мозг, и сквозь накатившую пелену слёз огляделся. Вокруг пахло вечером, шебуршала предзакатная жизнь и было как-то неуютно одиноко.
— Хван. Почо. Хлоя, — негромко позвал я, стараясь не нарушать естественный природный баланс голосовым вторжением. Ответом мне был только тихий шелест листвы из кроны приютившего нас дерева.
— Хло-о-я! Хва-а-ан! По-о-о-о-чо! — настойчиво прокричал я. Листва на дереве явственнее затрепыхалась и меня обматерила, по-своему, по-лиственному.
Встав и смахнув остатки слёз, я пристально осмотрел округу. Округа отказалась явить мне трёх искомых особей.
— Душевненько, если не сказать матом. И где носит этот сброд из моих бывших домашних животных? — подчёркивая каждое слово, пустил я риторический вопрос в облёт территории, в надежде, что он достигнет одного из адресатов. Вопрос, сделав круг по поляне, вернулся ни с чем и даже пожал плечами. Ну, мне так показалось. — Ладно, убийцы-самоучки, вылезайте на свет божий. Считайте, что зачёт по маскировке на местности из курса молодого бойца спецназа вы сдали. Ставлю пять балов. Даже бить больно не буду. А может, и просто обматерю, по-свойски, да хворостинкой по попке отшлёпаю.
Ответом была тишина. Или почти тишина. Листва дерева сегодня явно была не простым наблюдателем. Именно её ироничный шелест и не дал мне разозлиться, а напротив, включил во мне спортивно-игровой азарт.
— В прятки решили поиграть? Детство в седалищном нерве защекотало? Ладно. Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать, — предупредил я, выламывая тонкую и хлёсткую хворостину из ближайших кустов. — Сами выходите! Кого найду, тот неделю стоя спать будет, — честно обещал я.
Ещё раз пристально окинув взглядом местность, раскрашенную в предзакатные краски, я просканировал её на наличие естественных убежищ. Таковых оказалось немного. Небольшие заросли довольно плотного кустарника метрах в десяти от меня и по-величественному раскидистое дерево с массивным стволом, под кроной которого я сейчас и стоял. Редкие кустики, из которых я выломал хворостину, были не в счёт. Они не способны скрыть даже рахитного тушканчика, всю жизнь объедаемого соплеменниками. Вся остальная местность представляла собой равнинное поле, пёстрым ковром раскинувшееся во все стороны и поросшее экземплярами под кодовым названием «мелкотравчатость». Правда, с одной стороны это бескрайнее поле-степь упиралось в нечто громоздкое, которое я с ходу определил как лес. Но до него, на первый взгляд, было пёхать минимум час с языком на плече.
Это надо какие извращенцы. Детство в попке играется. Памперсно-ползунковый возраст проснулся. Типа, папа, давай поиграем в прятки. Вот я глазки ладошками закрыла, я тебя не вижу, и ты меня не видишь. А если видишь, то так не честно, и я так не играю.