– А что мне нужно?
– Пара хороших парней вместо множества «так себе».
– И чем же они хороши?
– Невидимы для любых радаров. Не привязаны ни к каким криминальным группировкам. Неуловимы. Неузнаваемы.
– И кому они служат?
– Никому. Самим себе.
Приятели вышли из зала прибытия. Здесь, в проходе, народу было меньше.
Арон нашел свободную скамью, рассчитанную на трех человек, с видом на взлетную полосу.
– Ну, что там с планами? Все так же не определены? – Лееви держал две чашки кофе, по одной в каждой руке. Потом он поставил одну между собой и Гейслером, а вторую обхватил обеими руками, как когда-то фляжку с водкой на поле боя.
– Для кого как. – Арон сделал глоток, и кофе обжег ему язык.
– А если конкретней?
– Мы должны добыть одного человека.
– Кого?
– Сына Гектора.
– У Гектора есть сын?
Гейслер не сводил глаз с самолета авиакомпании «Этихад». Рейс 787 шел на посадку.
– Да, – ответил он Лееви. – Мы узнали о его существовании полгода назад.
– Как его зовут?
– Лотар.
– И где он сейчас?
– У дона Игнасио Рамиреса в Колумбии.
Ханнула поднял бровь.
– У наркоторговца?
Арон не ответил. Привычным движением он пригладил прямой пробор в своих черных волосах.
– Киднеппинг? – спросил Лееви.
Гейслер кивнул.
– Как?
Самолет коснулся земли.
– Ральф Ханке и дон Игнасио объединились, чтобы уничтожить Гектора, вывести его из игры. Существование Лотара скрывалось на протяжении многих лет. Они отыскали его в Берлине, убили его мать, а самого мальчика похитили.
Гейслер глотнул из чашки.
– О’кей, – кивнул Ханнула. – Мы доставим Лотара к его папе. Что дальше?
– Мы должны получить обратно все, что потеряли, – сказал Арон. – И получить еще кое-что в придачу. Но это уже вторая часть плана.
Пространство вокруг них постепенно заполнялось народом.
– Дон Игнасио Рамирес? Ральф Ханке? – переспросил Лееви. – Это большие люди и большие силы. А нас… двое?
Арон снова повернулся к стеклу.
– Еще Лешек и Соня. Ну и Гектор.
– Все равно мало.
– Мало, – согласился Гейслер. – И больше не будет.
– Почему?
– Мы на мели, нам нет смысла светиться. Игнасио и Ральф Ханке ищут Гектора. Один неосторожный звук – и мы пропали. Поэтому группа такая маленькая.
Некоторое время они пили кофе и наблюдали за самолетами, которые взлетали и садились.
– А ты изменился, Арон, – заметил Лееви.
Гейслер удивленно посмотрел на финна.
– Странно слышать от тебя такое.
– Странно видеть тебя таким, – отозвался Ханнула.
– Я старею.
– Я не о том, – перебил его Лееви. – Здесь что-то другое.
Нависла пауза.
– Мне пришлось тяжело в последние годы, – сказал Арон.
Его бывший однополчанин тряхнул головой.
– Нет, не то. Что случилось, Арон? Давай выкладывай.
Гейслер поставил пустую чашку на скамью между ними.
– Умерла одна женщина, – не сразу ответил он.
– Красивая?
Арон задумался.
– Возможно, но не для меня.
– Несчастный случай?
На их языке это означало гибель от случайной пули.
Гейслер покачал головой.
– Нет.
– Тогда что?
– Я убил ее. – Арон коротко взглянул на Лееви. – Ножом, – пояснил он, словно для того, чтобы хоть как-то заполнить нависшую паузу.
Ханнула прищурился.
– Почему? – шепотом спросил он.
Его друг подождал, пока стихнет гул самолета на взлетно-посадочной полосе.
– Любовь Гектора, ее звали София. Она предала нас, работала на Ханке и дона Игнасио.
Лееви недоверчиво посмотрел на приятеля.
– И что теперь?
Арон вздохнул.
– Теперь я не так уверен, что поступил правильно. Мне может потребоваться твоя помощь, Лееви. Что, если Гектор узнает, что это сделал я?
– А он не знает?
– Ему известно только, что она умерла.
Ханнула молчал, и его собеседник продолжил:
– Я сам принял такое решение. – Он был вынужден сделать это.
Но прежней уверенности в этих словах не чувствовалось.
В этот момент затрещали динамики, и женский голос с французским акцентом объявил о начале посадки на рейс 480 до Лимы.
8
Прага – Стокгольм
Самолет вырулил на взлетно-посадочную полосу, помчался, набирая скорость, под нарастающий гул моторов и оторвался от земли. Где-то под ногами Софии сложились шасси. Пока машина, разворачиваясь в северо-западном направлении, входила в облачный фронт, в иллюминаторе исчезала Прага.
Бринкман боялась летать. Не то чтобы страдала фобией на этой почве, но в воздухе чувствовала беспокойство. Где-то она слышала, что это бессознательный страх.
«Аэробус» поднимался в искрящееся солнцем голубое небо. Набрал высоту – и надпись на щитке с просьбой пристегнуть ремни погасла. Правда, София не спешила снимать свой ремень. От еды и напитков она отказалась. Через два с половиной часа самолет приземлился в залитом солнцем аэропорту Арланда.