Он был не очень длинным – с локоть длиной, причем половина приходилась на рукоять. Лезвие заточено с двух сторон, и видно по отблескам факела, что оно очень острое, – так блестит свежий скол камня, из которого Шогу делает ножи. Но такого камня Торонго в жизни не видывал – гладкого, серого и блестящего. Было в ноже что-то такое, отчего рука сама потянулась к нему. Таким ножом хотелось обладать, Торонго чувствовал, что с ним его жизнь изменится. Не будет больше унижений и насмешек…
Нож оказался и в самом деле невероятно острым. Торонго ухватился за лезвие и тут же отдернул руку, удивленно разглядывая совершенно ровный глубокий порез, мгновенно заполнившийся кровью. Так ровно и глубоко не резали даже самые лучшие ножи старейшины Шогу! Вот это добыча!
Забыв и про страх, и про боль, Торонго воткнул факел в песчаный пол и принялся отдирать от рукояти ножа руки мертвеца, обильно поливая их кровью. Высохшие, словно ветки, пальцы никак не разжимались. Торонго показалось даже, что они стискивают рукоять все сильнее. Он удивленно посмотрел на мертвеца… тот смотрел на него. В провалах глазниц поблескивали красным маленькие, злобные, как у кабана, глазки. Торонго взвизгнул, отшатнулся и сел на пол. Пополз спиной вперед, не сводя глаз с ожившего мертвеца, пока не уперся спиной в стену пещеры. Мертвец медленно сел – казалось, был слышен треск и скрип ссохшихся суставов. Черным длинным языком облизал с рук кровь. Шумно сглотнул и прикрыл от удовольствия глаза. Торонго хотел убежать, но не мог – от страха из тела словно все кости вынули.
Он понял, что все-таки нашел чудовище.
Мертвец открыл глаза и уставился на Торонго, оскалив жуткие клыки. Парень не сразу понял, что чудовище так улыбается. От этого стало еще страшнее. Мертвец встал на четвереньки и медленно, словно крупная больная гиена, заковылял к Торонго. На беднягу пахнуло тем самым заплесневелым духом, что он почувствовал, забравшись в пещеру. Чудовище сцапало его руку и, урча и чавкая, присосалось к кровоточащему порезу. Торонго стало дурно. Он понимал, что сейчас умрет, но ничего не мог поделать, ужас парализовал его.
Чудовище почему-то не спешило вонзить в него клыки. Наоборот, отпустило руку и опять уставилось на Торонго – глаза в глаза.
– …?
Чудовище могло разговаривать! Торонго не понял, что оно говорит, хотя вопросительные звуки и были похожи на человеческую речь. Чудовище повторило вопрос. Торонго испуганно потряс головой в знак того, что не понимает. Сейчас чудовище убедится, что говорить с Торонго не о чем, и примется его жрать. На глаза навернулись слезы – умирать было страшно и обидно. И наверное, больно.
– …? …? …? Ты … что за … такой?
Торонго вздрогнул, услышав в мешанине странных звуков знакомые слова. Чудовище удовлетворенно кивнуло. Вновь ухватило парня за руку и присосалось к ране. Оторвалось от побелевшей руки и облизало окровавленные губы. Кожа на лице чудовища уже не была похожа на высохшую землю – она начала разглаживаться и розоветь. Выпитая кровь возвращала тварь к жизни.
– Не бойся. Не умрешь… сейчас.
Эти слова Торонго понял, но не очень-то поверил. Хотя слабая надежда и шевельнулась в груди – зачем чудовищу врать? Он ведь и так даже не сопротивляется. Вдруг твари что-то нужно от Торонго? И можно договориться?
– Кровь… нужна, – произнесло чудовище. – Много.
И, глядя на дрожащего парня, загоготало утробным смехом.
– В тебе… нет… столько. Не умрешь. Приведешь других.
Торонго посмотрел на усмехающееся чудовище и понял, что с ним все-таки можно договориться.
Он вернулся в деревню, когда солнце уже было в зените.
Охотники два дня назад загнали несколько диких свиней в яму с кольями и сегодня на охоту не пошли – можно было отдохнуть несколько дней, занимаясь починкой оружия и скопившимися домашними делами. Торонго порадовался этому – значит, все люди в деревне, не придется для кого-то повторять еще раз.
Он шел через всю деревню к дому старейшины Шогу. Люди оглядывались на него – впервые неуклюжий Торонго, трус Торонго, шел, выпятив грудь и надменно глядя поверх голов. Это было смешно, но никто не смеялся. Что-то во взгляде Торонго изменилось. Даже Шогу, увидев его глаза, вздрогнул, словно заглянул в глаза крокодила.
– Шогу, ты больше не старейшина.
– Что?
– Теперь я буду решать, кому и что делать в деревне.
Люди наконец засмеялись. Наваждение спало – да парень просто сошел с ума! Пересидел на солнце, вот голова-то и не выдержала. Торонго обвел смеющихся односельчан спокойным взглядом, и смех сам собой утих.
– Я был в пещере чудовища, – спокойно произнес Торонго. – Оно проснулось и голодно. И оно сказало, что теперь в деревне старейшиной буду я.
Глава вторая
Наша жизнь – как карусель – мы всего лишь вращаемся в определенном месте с определенной скоростью. Наше вращение никуда не направлено. Ни выйти, ни пересесть.
Харуки МуракамиЗа время, прошедшее с моего последнего визита в Липовый Цвет, в поселке ровным счетом ничего не изменилось. Настолько ничего, что даже мускулистые лица охранников на въезде показались мне знакомыми.
«Фокс! Ты был здесь месяц назад, – напомнила Хайша. – Каких изменений ты ожидал? Что от домов остались развалины, покрытые джунглями?»
«Всего месяц? – поразился я. – Черт! А ты права! Столько всего произошло за последнее время, будто это было в прошлой жизни».
На самом деле с моего последнего визита в Липовый Цвет прошло все-таки больше месяца. Мы с преподобным Яном Замойским – уличным проповедником, согласившимся за определенную мзду помочь мне с проведением ритуала экзорцизма, – вполне успешно «изгнали бесов» и благопристойно покинули поселок.
А несколькими днями позже я вновь посетил Липовый Цвет, только вот назвать это посещение «визитом» у меня язык не поворачивается. Вместе с моим другом Игорем Дэнбеевым мы проникли на территорию поселка путем вульгарного обмана. Затем раздвинули домкратом прутья ограды и пробрались в сад, раскинувшийся вокруг особняка одного известного в определенных кругах академика, – естественно, тоже без приглашения. Потом мы избили охранников и взорвали дверь в подвал. Я при помощи газовой гранаты обеспечил расстройство кишечника хозяину особняка и дюжине его гостей, а Игорь побил и, кажется, даже покусал сторожевых собак. Повеселились, короче, от души. Завершающим аккордом нашей операции стал случайно освобожденный ифрит, в благодарность поджегший окружавший особняк парк. Нет, серьезно, именно в благодарность. Он таким кардинальным способом прикрывал наше с Игорем отступление. В общем, мне кажется, для обозначения всего этого безобразия слово «визит» кажется каким-то слишком уж благочинным. С таким же правом можно сказать, что Аттила посещал римские города с визитами.
Хорошо еще, что подробности той операции остались известны лишь очень узкому кругу лиц. Академик Келлер, особняк которого, собственно, и подвергся нашему «визиту», счел за благо не афишировать события. Отчасти потому, что на нашей стороне выступила и его дочь Женя, которая теперь работает в нашем агентстве. Хоть академик давным-давно развелся с ее матерью и отношения с дочерью у него весьма натянутые, но кровь – не вода, и подводить Женьку под статью Анатолий Германович не пожелал. С другой стороны, роль самого господина Келлера в этой истории оказалась более чем двусмысленной. В погоне за мифическим эликсиром вечной молодости ученый муж не останавливался ни перед жульничеством, ни перед похищением людей и шантажом. Мы ведь и вломились-то к нему исключительно ради освобождения Алекса, которого Келлер похитил, накачал наркотиками и держал в подвале особняка.
Что бы там ни оказалось главной причиной, но Анатолий Германович благодаря своим обширным связям и немалым деньгам дело замял, и я мог не опасаться, что в Липовом Цвете меня объявили персоной нон грата. Правда, чтобы попасть на территорию поселка, этого было мало.
– Фокс? – раздался в трубке хорошо поставленный голос. – Виктор Фокс? Конечно же я вас помню! Как хорошо, что вы приехали! Передайте телефон охране!