Белег не шелохнулся.
Игливин понимающе вздохнул.
— Я поясню: у нас не так много времени, и, если понимания не выйдет, доктор Адвэллион застрелит сначала вас, Белег, потом господина Турамбара, а потом мы решим, как поступить с принцессой.
— На выстрелы сбежится весь дворец.
— Возможно. Хотя пусть коллега Адвэллион меня поправит, если ошибаюсь: эта малютка должна быть очень тихой. А если нет — немного времени у нас все же будет, а кое-какие соображения имеются. Череда трагических событий во дворце непредсказуемо влияет на нас всех. Не так ли?..
Он качнул головой, предлагая Адвэллиону возразить или добавить, но тот только кивнул и, похоже, подтолкнул Турина — молодой человек яростно оглянулся.
— Сядьте. Второго предупреждения не будет.
Револьвер у него в руках был дамский, мелкокалиберный, явно нарготрондский. Но сомнений в меткости и кучности это не вызывало, как не вызывал сомнений уверенный хват: дуло замерло прямо над ухом у все-таки севшего Турина и маленькой черной дыркой глядело на Белега.
Оставался еще вариант: можно было заслониться королевой. По-прежнему недвижная, застывшая, она стояла чуть боком, так, что легко можно было дернуть ее за локоть, упасть вместе и одновременно выхватить револьвер…
— Вы думаете не о том, — с укоризной заметил Игливин, и Белег все-таки шевельнулся.
Револьвер из кобуры Мелиан достала спокойно и неумело — зацепила курком за ремень и за пряжку. Вытащила, отошла и положила в стороне от всех на каминную полку, но сразу вернулась — безучастно села на банкетке у окна.
— Спасибо, — кивнул им обоим Игливин, — это был разумный шаг.
— Что дальше?
— Дальше… Дальше давайте постараемся друг друга понять и мирно разойтись.
— Мирно?! — захлебнулся на стуле Турин, дернулся, и Белег быстро качнул головой: не надо.
— Мы постараемся, господин Турамбар, — голосом выделил Игливин. — Я искренне хочу избежать вашей смерти — она стала бы новой трагедией и, как страдания любого Эрухини, глубоко ранила бы меня.
— Ага! Как смерть короля Тингола?! Маблунга? Смерть Фрара и Англазара?
— О, вынужден признать: судьбы созданий Аулэ не так занимают меня, хотя и это было больно. Но Его Величество и господин комендант — несомненно. Тяжелое решение.
Он развел руками и будто невзначай сделал несколько шагов — взгляд от Белега при этом не отводил. Умеренно высокий, умеренно подтянутый, в обычном темном костюме-тройке, с темными волосами до плеч, с приятным открытым и простым лицом, с темными внимательными глазами, взгляд которых, как всегда, был лишен нередкой у врачей пытливой проницательности, некого профессионального напора — нет, он смотрел мягко, все так же приветливо и почти ласково, да и вообще никаких изменений относительно того, привычного доктора Арво Игливина в поведении своем не обнаруживал.
— Вижу, — продолжил он и сделал вперед еще пару шагов, — вам хочется кое о чем меня расспросить. Или уже обвинить? Воззвать? Признаю законность таких мыслей, и поэтому считаю необходимым пояснить сразу: поиски иного пути отняли у меня много времени и сил, но я его не отыскал. И должен ответственно заявить, что совершенное было единственным возможным выходом из сложившейся ситуации. Хотя и признаю, что не все пошло так гладко, как планировалось изначально…
Он говорил негромко, мягким примирительным, даже убаюкивающим тоном, очевидно стараясь что-то донести. Белег рассматривал его не шевелясь, и, только когда на периферии бокового зрения снова дернулся от ярости Турин и снова надо было его остановить, оказалось, что Белег ни шевельнуться не может, ни взгляд отвести. Будто тихо и незаметно наползало на него нечто неясное, ускользающее от взгляда, от слуха, от самого чутья; нечто, не имеющее ни формы, ни цвета, ни сути; нечто зыбкое, едва различимое — как слабый туман, как утренняя дымка над водой, как дурман…
Длилось не больше секунды, а потом у Белега перед лицом будто дрогнул воздух, будто лопнул несуществующий мыльный пузырь, и наваждение спало.
— Вот ведь, — сожаление во взгляде замершего Игливина приобрело другой оттенок — досады от неудачи. — Что это опять? Принцесса? Если так, она оказала вам дурную услугу! Мелиан, это то, о чем мы с тобой говорили: излишняя забота может быть губительной.
— Так… правда, что ли? — вдруг глухо спросил Турин. — Правда вы? короля… того?
— К большому сожалению…
— И Маблунга?
— И его.
— Как. В тот момент мы вместе были в другой части дворца.
— Вы совершенно правы, Белег, — охотно согласился Игливин — с видом учителя, услышавшего верный ответ.
И одновременно то ли его, то ли Адвэллиона помощник, который так и стоял недвижной статуей, держа на руках Галадриэль, шевельнулся, положил ее на пол и выпрямился — снова замер у стены. Белег присмотрелся: он не знал его лично, но лицо во дворце примелькалось и было обычным лицом — и все же теперь просматривалось в нем что-то не то, какая-то отстраненная задумчивость, словно тот смотрел куда-то, слушал, но на деле не видел ничего и ничего не понимал — не выныривал из своих мыслей.
— Кто это?
— Это Маурмэ. Некогда мой ученик, недолгое время — терапевт, а ныне — младший административный регистратор нашего Медицинского управления. Не вдавайтесь в подробности. Выдающимся врачом ему, к сожалению, не быть, но, поверьте, такая работа тоже нужна, и он ее выполняет добросовестно.
— Вы ему что же, консервную банку вскрыли? Для сверхурочных поручений?
— Не так грубо, господин Турамбар. Я был максимально деликатен, и Маурмэ совершенно не страдает от моего вмешательства и — пусть, назовем это так — от ответственности за свои сверхурочные поручения. Хотя не спорю — не буду отрицать неэтичность такого воздействия.
— У нас не так много времени, — бесстрастно напомнил Адвэллион.
— Да-да, спасибо, коллега… Но мы беседуем. Пытаемся услышать друг друга и прийти к общему пониманию. Это затраченного времени однозначно стоит.
— Что, хотите на пальцах убедить, будто укокошили кучу народу ради какой-то цели? А что вам мое убеждение?
— Я попытаюсь пояснить. И тогда мы перейдем к главному.
— Дайте-ка угадаю: у вас самих от ваших чокнутых мозги поплыли, вы от морготовой силы перетрусили и решили к нему переметнуться, а в качестве входного билета надо вручить подарок.
— Это… причудливая версия. Но нет, господин Турамбар. Наоборот. Мелькор — страшная, калечащая сила. Она враждебна самой сути Арды и терзает ее одним своим присутствием. Я выбрал противостоять Мелькору задолго до нашего с вами знакомства — и никогда от своего выбора не отступлюсь. Дориат — тоже мой выбор. Мой дом, мои друзья, пациенты — моя семья. И так вышло, что все это оказалось перед угрозой неизбежной и страшной гибели. Понимаете, господин Турамбар?
— Э-э-э…
— Хорошо, хорошо… Если начать с начала, то вышло так, что Ее Величество — Мелиан, прости меня, я говорю как есть — отнеслась к своему долгу очень необязательно. Легкомысленно. Оставляю в стороне иные последствия, получилось то, что получилось, и не мне здесь судить, но мне выпало занять место… назовем это так: охранителя.
Мелиан на банкетке если и слушала, то делала это с тем же безучастным отстраненным видом.
— Мы достигли понимания и сосуществовали бесконфликтно, в чем-то друг другу помогали — тем более это было в интересах нас обоих. Но когда несколько лет назад произошли известные вам события, Мелиан, а вернее, Лютиэн потребовалась помощь. Не совсем моя, но я выступил посредником и получил взамен некое обещание…
— Королева, это вы рассказали? Рассказали о планах Элу?
— Да, — Мелиан ответила сразу, — горсть слов в обмен на судьбу. Это не казалось ценой. Это не казалось важным, — она все-таки подняла голову, посмотрела на Белега бездонным черным взглядом: — Я обрадовалась и поделилась охотно: Элу наконец-то готов был проявить здравомыслие.
— …и вот тут мы принципиально не сходимся! Его Величество задумал большую глупость — я бы даже сказал, преступную. Своей опрометчивостью он уже поставил Дориат на грань гибели — не завтра, нет, через пять, десять, может больше лет. Но Рок уже навис. А переговоры с Изгнанниками, их Рок, возвращение им Сильмарилла — это крах. Неизбежный. В последнюю войну Дориат уцелел, оставшись в стороне, но в таком союзе либо сам выступил бы навстречу гибели, либо стал бы первой целью нового удара. Сильмарилл бы снова канул во тьму, и с ним канула бы надежда. А это очень страшно: утратить свет, утратить надежду… Да, вероятно, тогда бы пришла и помощь. Но цена ее — боль, страдания и гибель. Понимаете? Вы ведь видели весь ужас Нирнаэт, Белег. Смерть одного Эрухини — ужасна, мучительно просто видеть, как душу вырывает из тела, но тысячи? сотни тысяч? И это был бы крах не только Дориата, не только Белерианда — самого Замысла…