— Кулаком, — подытожила вдруг полковник Вальвэн. Оказалось, она уже закончила со своими бланками и теперь только наблюдала, сложив руки поверх планшета.
— Кулаком? — вскинулся Орофер. — Госпожа полковник, вам доводилось проламывать череп кулаком? Или кому-то здесь?
Белег промолчал.
— Это вообще возможно? Технически? Физически?
Доктор Игливин медленно пожал плечами.
— Непосредственно в своей практике я с подобным не сталкивался, но в принципе это допустимо. Назовем так: достаточно обладать силой и поставленным…
— Если судить по тому, как отделали «как бы мастера» в чужом пиджаке… — попытался вставить Турин, и его пришлось перебить:
— Направление удара? «Прямой», «почти прямой»?
Доктор Игливин задумался. Покивал, затем покрутил головой.
— Да-да, Белег, я понимаю… Но тут иного не дано — необходимы точные измерения и только затем расчеты и выводы. И перед этим полное вскрытие, конечно…
И Маблунг, и Орофер, и даже Галадон вздрогнули при слове «вскрытие», но заговорил лишь младший из принцев:
— Поясните.
— Нужно сделать поперечный разрез скальпа, спустить его и оценить расположение трещин на черепе в месте удара. Рассечь гортань, трахею и обнажить позвоночник. Все это позволит установить направление и силу удара.
Орофер замер на полуслове, сглотнул и не сразу нашелся:
— Я имел в виду не такое пояснение, госпожа полковник…
— А какое?
Не став углубляться, замолчали.
Из-за прикрытой двери голоса ждущих в приемной доносились едва различимым гулом, в нем коротко и будто очень издалека прозвенел телефон.
— Вам есть что добавить, Куталион? — наконец спросил Орофер.
Белег посмотрел на тело Тингола, привычно запустил руку под полу пиджака, но — непривычно — вместо кобуры наткнулся на пустоту. Помассировал бок и выпрямился.
— К выводам доктора — ничего. Пока, — продолжил, не дав себя перебить, — надо пускать полицию. Первым делом — устанавливать личность гнома. Ювелиром он быть не может. Титулярным мастером Золотой гильдии — тем более.
— Хорошо, — скорее боднул, чем кивнул Орофер. — Доктор, заканчивайте и давайте распоряжения о переносе тела. Корлас, Корлас, зайдите!..
— Сделать вам укол? — предложил доктор Игливин, обращаясь к Маблунгу.
Тот уже успел выйти в приемную, надавать там распоряжений, послушать отчеты, вернуться, походить по кабинету из угла в угол, выйти и почти сразу вернуться снова — и опять принялся шагать, нерешительно посматривая на Белега. Белег делал вид, что не замечает: сидел на крышке погребца и наблюдал, как стрелка хронометра отсчитывает секунды.
В кабинете и приемной пошла работа. По ковру, мелом отмечая следы, на четвереньках ползал сосредоточенный до равнодушия розыскной офицер в штатском; военврач задумчиво сидел на корточках возле тела и, поворачивая так и сяк, рассматривал крупную холеную унизанную перстнями руку Тингола — рука была до странного безвольная, поникшая, она казалась теперь чужой, Тинголу не принадлежащей; младший офицер, помощник военврача и Турин копались возле стола в разбросанных вещах. «Воск», — одними губами сообщил молодой человек, показав Белегу подобранную с пола, выбивающуюся своим неуместным видом баночку. Белег кивнул и тоже беззвучно добавил: «Фонарик».
У двери на попа уже поставили носилки, а полковник Вальвэн вышла и теперь ровным голосом четко и спокойно надиктовывала то ли заместителю, то ли какому-то помощнику список для переправки из госпиталя — для анатомов во дворце отвели отдельное помещение. Помощник, молодой подвижный врач-нандо, быстро писал, успевая бросать в открытую дверь испуганно-заинтересованные взгляды.
Маблунг наконец остановился — словно споткнулся вдруг на месте и теперь зачарованно следил за ползущей по ковру дорожкой мела. На предложение доктора Игливина только заторможенно покачал головой.
— Напрасно, — ответил тот и, заметив гримасу Турина, пояснил: — Секретарю, который за стеной сидел, пришлось колоть успокоительное. Припадок.
— У меня-то не припадок… — пробормотал Маблунг.
Доктор спорить не стал, забрал свой саквояж и вышел, спросил о чем-то Вальвэн — та коротко отмахнулась. По итогам многолетней службы в главном госпитале Северного Приграничья она возглавила свое ведомство после Бреголлах. В Менегроте до сих пор не пришли к согласию: объяснять ее своеобразие только спецификой профессии или отцовской голодримской кровью тоже.
Из приемной доносились голоса на повышенных тонах — кто-то еще рвался внутрь. Полковник Сурлон Марондир, глава Управления городских дел, резко отказывал, но потом все же заглянул и окликнул начальника.
— Впускай только своих, — вместо Маблунга ответил Белег.
Марондир медлил, пришлось добавить:
— Оцепи парк — прямо от границы с лесом
Парк вплотную примыкал к дворцу, разбегался аллеями и дорожками, постепенно густел, дичал и за Старой Конной дорогой уже официально превращался в лес. Эта близость по замыслу компенсировала близость города и его суеты, а на деле же в парке только и делали, что шныряли сотрудники ведомств, служб, управлений, члены Собрания и военные, чье длинное дворцовое крыло тянулось как раз напротив, прикрывая весь комплекс от шумного Лучного поля и от Верхнего города. Не один лишь Белег предпочитал заходить к Тинголу в обход приемной, а того такой порядок, к отчаянию «конвоя», только веселил.
— Сурьо, выполняй, — помешкав, подтвердил Маблунг, когда вскинул голову, почувствовав, что на него смотрят.
— Что выполняй? — спросил Белег, дождавшись ухода Марондира.
— А?
Вернулся доктор Игливин; два стакана звенели о подстаканники у него в руках. Белег подвинулся, давая дорогу, но доктор настойчиво сунул стакан и ему и только затем подошел к Маблунгу.
— Пейте. Анатомия не является моей основной специальностью, но в терапии и душевных расстройствах я кое-что понимаю. Пейте. Не смотрите, Его Величество вас уже не осудит.
Не став спорить, Белег глотнул (содержимое стакана оказалось обжигающе горячим, до невозможности сладким и сдобренным бренди до того, что впору было поставить под сомнение — чай ли это еще) и все же посмотрел: Тингол с тем же раздосадованным видом глядел в потолок, но едва ли осуждал кого-то, кроме розыскного офицера, что ползал вокруг с мелом и беспардонно топтал коленом его рассыпавшиеся по ковру волосы и шелковую, в тон шейному платку, лазурную подкладку пиджака.
Пришли двое, взялись за носилки и замерли, ожидая команду. Третий — с простыней — остался за порогом.
Орофер все это время стоял у окна подле брата, приоткрыв занавес и через щель глядя куда-то наружу. Лицо его, столь похожее на лицо короля, было напряженным и побледневшим — от этого сходство лишь усиливалось. Но когда вернулся Марондир, а с ним полковник Вальвэн, он сразу обернулся, будто не отвлекался вовсе.
— Госпожа полковник?
— Мы закончили.
— Куталион?
Белег покачал головой.
— Хорошо. Секунду.
И повернулся, наклонился к брату, зашептал ему на ухо.
Когда тела наконец вынесли (Галадон не смог закрыть королю глаза и просто вышел прочь; Ороферу пришлось самому), в кабинете их осталось пятеро: Белег, Маблунг, сам Орофер, Марондир и специально приведенный им старший секретарь Рандиллион. Турина, к его негодованию, без разговоров выставили прочь.
— Расспрашивай, — успел сказать Белег, прежде чем дверь наглухо закрылась.
Во время осмотра понятно стало, что на шее Тингола нет обеих непременных цепочек — даже той, где внутри золотого медальона с портретами хранились два черных локона. Вторая — короткая, крепкая, с мудреным ключом на ней — нашлась теперь: Орофер вынул ее из кармана.