Офицеры отвлеклись на поручения, оба доктора и военврач вместе с майором Сибралланом занялись прикованными, откуда-то уже появились свертки плотной ткани и ремней, и конвойные быстро разматывали их, готовясь применить.
— Если хотите, чтобы меня на вас вывернуло, садитесь ближе, — пригласил Саэрос, когда Белег и Турин подошли к распахнутому окну и молодой человек нервно хрустнул папиросной пачкой.
Ночная, почти осенняя уже прохлада вольно текла из парка — пахло свежестью, близостью реки и леса. Саэрос сидел на подоконнике прикрыв глаза и жадно заглатывал все это. Турин развернулся на пятках и отошел.
— Ты не слышал же?
— Что?
— Его. Голос этот. Голос в голове.
— Нет.
— Хорошо. Рад за тебя…
— Что он говорил?
— Даже не спрашивай… — Саэрос снова прикрыл глаза и лбом уткнулся в холодное стекло.
Что именно случилось в тот раз, когда в подзвездном мраке окружающих Куйвиэнен лесов сгинула не первая и не последняя группка охотников, они так и не узнали. Нашли следы на земле, глубокие борозды, окровавленные клочья одежды и просеку, которую оставило нечто огромное, взявшее путь на север. Но Саэрос потом вернулся — один. Вернулся через несколько дней, когда надеяться уже перестали. Прибрел в поселение в полном беспамятстве — голый, грязный, но как будто целый — только весь исцарапанный, исхлестанный ветками, зато совершенно не в себе, — без слов рухнул в чьи-то объятия и надолго канул в забытье. А когда проснулся, рассказывать ничего не стал. Они, впрочем, и не выпытывали.
— Скажешь, не надо было мне соваться, да? Скажешь, не моего ума это?.. А я не хотел, чтобы вы без меня тут собачились…
— Я знаю. Посиди здесь. Найду тебе пить.
— Лучше выпить…
Белег толкнул оконную створку, шире распахнул ее и отошел.
В стороне на чьем-то письменном столе стоял пустой графин, рядом тоже пустая бутылка из-под минеральной воды, а ближайший погребец еще год назад находился в отделении книжного шкафа: на случай некоторых разговоров там держали бренди и какую-нибудь настойку. Только теперь и шкафа на прежнем месте не было — втиснули еще один стол.
Белег поискал взглядом, обернулся на дверь, и тут же в нее и постучали. На отклик заглянул настороженный командир поста — ему было велено никого не пускать и не мешать, но и через дверь, и через внешний холл между кабинетом и лестницей недавний вой было совершенно точно хорошо слышно.
— Господин полковник, — он сделал паузу, оценив обстановку, и продолжил, — курьер. Пакет. Говорит, лично в руки, из центра города. Из Квартала.
— От Берена? — живо обернулся Орофер.
— Не сказано, — ответил командир, но из-за его спины, из холла донеслось: «Да! Так точно!»
— Зови.
По знаку, застеснявшись, запнувшись на пороге, вошел парень в полицейской форме со свертком коричневой бумаги в руках: вошел, растерянно оглядел их всех и выговорил:
— Доставлен пакет для господина начальника разведки… Велено передать лично в руки.
А дальше все произошло быстро и почти одновременно.
Белег, оказавшийся от курьера сбоку, увидел, что форменный полицейский значок с менегротским гербом приколот на его мундире ниже, чем полагается, и что ткань под этим значком натягивается, словно он скалывает — скрывает — края небольшой дырки; Белег опустил взгляд ниже и увидел, что вместо полицейских сапог на нем сапоги похожие, но все же другие — обычные гражданские. Перебравшийся на стул Нолмэндил резко выпрямился, будто увидел знакомого, а Марондир — наоборот: нахмурился, не узнавая. И сам парень, окинув их всех медленным неуверенным, заспанным каким-то взглядом, остановил взгляд на нем — на Белеге.
— Ну что ты застыл-то? Забыл, кто теперь начальник разведки? — нетерпеливо поинтересовался Орофер.
Курьер снова мигнул и вдруг, будто проснувшись, ухмыльнулся знакомо и радостно сообщил:
— Подумалось, мы как-то неправильно простились!
Первым опомнился Халькон: с дороги оттолкнул Ордиля, изо всех сил пихнул парня обратно — в сторону дверей; Нолмэндил вскочил со своего стула, а Белег — Белега за шиворот дернуло так, что сбило с ног, а галстук и ворот рубашки удавкой впились в горло. И когда в следующее мгновение раздался взрыв, стало уже действительно темно.
========== Глава IV. Случайные встречи ==========
Сражение, которое потом назвали битвой Нирнаэт Арноэдиад, началось для Белега ранним летним очень солнечным утром, когда он, а с ним еще два десятка офицеров из Дориатской разведки и из Штаба вышли на передовые укрепления Эйтель-Сирион вместе с Фингоном и его командирами в ожидании условленных сигналов. Части под знаменами Хитлума и Дор-Ломина, под знаменами Митрима, Невраста и упрямого Дортониона, под голубыми знаменами Верховного короля; отряд под бело-золотым стягом Нарготронда, под цветущим на зеленом поле серебряным буком (пусть это было не знамя Дориата, а только сочиненный две недели назад штандарт отдельного экспедиционного корпуса, но и он взвился среди прочих) — войска эти стояли в предгорьях Эред-Витрин и в нетерпении ждали: гремело там, топало, скрипело колесами, стучало копытами, оковками сапог и ботинок, терлось ремнями, щелкало затворами, звенело россыпями патронов, лязгало проверяемыми на остроту саблями, кавалерийскими палашами, штыками и пиками целое великое армейское море; люди и эльфы в нетерпении озирались, прислушивались, вглядывались в далекий горизонт, подбадривали друг друга окликом и шуткой, сосредоточенно молчали, молились, смеялись, сверялись в последний раз с картами, приветствовали знакомых, прощались с друзьями, пели, курили, трепали ободряющей хозяйской рукой по холкам лошадей, по стволам орудий, по кузовам бронемобилей… Ждали.
Сигнала все не было. Адъютанты, посыльные, связные сновали туда-сюда, командующие частями и родами войск уходили проверять своих и опять возвращались; Фингон листал донесения, отдавал последние какие-то распоряжения и все смотрел: вниз на видимые отсюда армейские порядки и дальше — на тревожно курящийся вершинами Тангородрима северо-восток, на восток и почему-то на юг. Белег, выждав, подошел к нему, положил на парапет бастиона новую фуражку с новой, тем же серебряным буком отмеченной кокардой и спросил негромко:
— Кто-то еще запаздывает?
Фингон улыбнулся: вскинул голову, посмотрел чуть искоса и улыбнулся — сначала только глазами, а потом всей широкой своей мальчишеской, озорной улыбкой. За нее одну его можно было полюбить сразу. Но его вообще любили. Даже те, кто напоказ снисходительно называл «славным малым», отзывался небрежно и ставил под сомнения те или иные способности «молодого», как его всё еще звали, Верховного короля — все они тоже в конечном счете признавали, что Фингон им как минимум симпатичен. Не прикладывая усилий, не делая осознанных шагов, он действительно мог понравиться с первой встречи и с первого взгляда.
— Вы разве не в курсе, господин полковник? — спросил Фингон с той же открытой улыбкой.
Это было и хорошо, и не очень. Работать непросто, порой трудно, порой через силу, через раздражение, противостояние, через хорошо скрытую иной раз враждебность — но всегда увлекательно было с его отцом: Голфин обладал не только исключительным умом, прозорливостью и пониманием в самых разных вопросах, он владел и тонким искусством беседы, в которую легко вплеталась игра смыслами, значениями, подтекстами. И раздражительный Гилрэс, и спокойный Аймо, и посольские, а особенно Даэрон, признавали: говорить с Голфином — как с умелым противником фехтовать на ненадежном льду. Фингон же был приветлив, обаятелен, а вместе с тем предельно открыт и обезоруживающе прям.
— Ручеек новостей из Гондолина всегда был скуден. В последние месяцы пересох вовсе. Вряд ли это случайность.
— Ха! — выпрямился Фингон и весело, сильно хлопнул ладонью по краю парапета. — Скажу брату, чтоб и впредь следил за своими водными коммуникациями! А с другой стороны — может, больше и не понадобится?..
Белег не стал отвечать и только кивнул, принимая такой ответ, Фингон еще раз усмехнулся, все так же озорно прижмурился, а потом оба повернулись и стали смотреть вниз, на войска. Вскоре прервалось и это: откуда-то сзади, из рядов построек во дворе цитадели, донесся шум оживления, пробежали ветром шорох и оклики, послышались в них слова «король», «гонец» и «наверху»; Фингон, вскинувшись, всколыхнувшись весь, порывисто повернулся навстречу этим голосам и этому движению — как раз чтобы увидеть взбегающего по ступеням офицера. В темно-синей форме непривычного, немного старомодного по митримским меркам кроя, с нашитым на рукаве шевроном — солнце, луна и алое сердце, — он тоже увидел короля, замешкался на мгновение, словно раздумывал, не обнять ли прямо здесь, на месте, но с собой совладал — шагнул вперед и торжественно опустился на одно колено, протянул густо запечатанный сургучом пакет.