Добрыня Никитич и Алеша Попович

Подъезжаёт тут старой казак Илья Муромець:
— Здрастуй-ко, дородней доброй молодець!
Ты скажи-ко-се про родину и про отчину.
Говорил тут Добрыня таковы речи:
115 — А как скажот тебе моя паличя тяжолая,
А когды тебе ссеку да буйну голову.
Тут розъерилось у Ильи да ретиво́ сердьцо;
А стегал он коня по крутым бёдрам.
Розъезжалисе бога́тыри по чисту́ полю,
120 Соезжалисе богатыри всё в одно место;
Как ударились они паличеми тяжолыма,
У их паличи пошерба́лисе;
Ише друг дружки они не ранили,
Не дали на собя раны кровавые.
125 А розъехались бога́тыри во второй након,
Ай ударились они саблями-ти вострыма;
Как по рук да сабельки сломилисе;
Ише друг друга они не ранили,
Не дали на собя раны кровавые.
130 А розъехались бога́тыри во-в трете́й након,
Как ударились они копьеми ворзомецькима,
У них копьиця согнулисе, свернулисе;
Ише друг друга они не ранили,
Не дали на себя раны кровавые.
135 Они соско́чили да со добры́х коней,
Они схватилисе во схваточку боротисе.
Они перьвыя суточьки борютьсе с утра до вечера
И други-ти сутки борютьсе с утра до вечера;
А на третьи-ти суточьки у Добрыни порвало́сь платьё цветноё,
140 Окатилось у Ильи всё права́ рука,
Подвернулась у его всё лева́ нога;
А как падал стары́й казак на мать сыру землю,
Ише мать сыра земля да потрясаласе.
Уж как сел-то Добрыня на белы́ груди,
145 А он вынел-выдернул из кинжалища булатной нож,
Хочёт спорить Ильи белы́ груди,
Ише хочёт досмотрить ретива сердца.
А как тут старой казак да Илья Муромець
Возмолилсэ он спасу пречистому,
150 Ише матери божьей богородици:
— Уж ты господи, уже мне в чистом поли смерть не писана,
А ужели я помру на сём месте?
У его да силы вдвое-втрое прибыло;
А мётал-то он Добрыню со белы́х грудей,
155 А как скочил старый казак на резвы́ ноги,
А как шел-то Добрыни на белы́ груди;
Хочёт спороть Добрынюшки белы груди,
Досмотрить Добрынина ретива́ сердца.
А как спомнил он Омельфино прошеньицё,
160 Ише спрашиват Добрынино отечесьво.
— Ты скажи-ка мне про своё отечесьво
Говорит-то Добрыня таковы речи:
— А когда сидел у тя да на белы́х грудях,
Я не спрашивал, коей земли, какого города,
165 Какого отьця да какой матери;
Я спорол бы у тя всё белы груди.
Вынимал Илья из кинжалища свой булатён нож,
А хочёт спороть Добрынюшки да всё белы́ груди,
Досмотрить Добрынина ретива́ сердца.
170 А как тут Добрыня испугалсе жа,
Ухватил у Ильи Муромца булатён нож:
— Я скажу тебе про родину — отечесьво,
Я скажу тебе про своего родна батюшка,
Я скажу тебе про свою родну матушку:
175 У меня родной батюшко был Никита сын Романович;
Он княжил в Рязани ровно шестьдесят годов,
А родна-то моя матушка — Омельфа Тимофеёвна.
Не моги меня казнить, моги помиловать.
Назыве́мьсе-ко мы братьеми крестовыма,
180 Покрестоемсе мы своима крестами золочёныма;
А как будет ты — больши́я брат,
А я буду меньши́я брат;
А мы будём ездить по чисту́ полю, поляковать.
Приставать будем друг за́ друга,
185 Друг за́ друга, за брата крестового.
А ставал-то он да на резвы́ ноги,
Подымал он Добрыню за белы́ руки,
Целовал он Добрынюшку во уста саха́рные,
А сымали оны с голов да золоты́ кресты,
190 Одевали друг на дружку золоты кресты,
Да садились они на добры́х коней,
Поехали они к Рязани славну городу
Ко Добрыниной да ро́дной матушке.
Как приехали Добрыни к широку́ двору,
195 Увидала Добрынина ро́дна матушка,
Стречала их середи двора,
Середи двора со красна́ крыльця,
Да брала она старого казака за белы́ руки,
Повела в Добрынины да светлы све́тлици,
200 Посадила она за дубовы́ столы,
За дубо́вы столы, за есьвы саха́рные.
У их пир пошел всё наве́сели;
Они пили, веселились трои суточки.