– Что же теперь будет? – опять спросила Мечислава. – Неужто Ярополк не понесет никакой кары за убийство родного брата?
– А вот это уже не вашего ума дело, сороки! – раздраженно бросил Добрыня и, резко повернувшись, вышел из светлицы.
Сидевшие бок о бок на скамье Мечислава и Заряна недоумевающе переглянулись. Обычно Добрыня всегда был ласков со своей юной женой, приветлив он был и с Заряной, ценя ее за сметливый ум и умелые руки.
«Кто из бояр киевских осмелится осудить Ярополка за пролитие крови брата? Да никто! Наверняка кто-то из старшей дружины и подтолкнул Ярополка к этому злодеянию, – мысленно рассуждал Добрыня, удалившись в полутемные сени, пронизанные косыми потоками солнечного света, которые пробивались в помещение сквозь неплотно закрытые оконные ставни. – Туровид прав, в Киеве творится что-то неладное. Не мог Ярополк сам отважиться на убийство брата. За его спиной явно кто-то стоит!»
Терзаемый такими мыслями, Добрыня не находил себе места. Он понимал, что если кто-то внушил Ярополку мысль стать единовластцем на Руси, тогда угроза смерти в скором времени нависнет и над Владимиром. Убрав Владимира, Ярополк приберет к рукам Новгород, который по богатству не уступает Киеву. Добрыня сознавал, что дружина у Ярополка гораздо сильнее, чем у Владимира. К тому же очень многие из новгородцев не станут сражаться с Ярополком, если тот пойдет войной на Владимира или просто прикажет ему уйти прочь из Новгорода. Ведь Ярополк – верховный князь на Руси, его воля – закон. Ярополк рожден княгиней Предславой, законной супругой ныне покойного князя Святослава Игоревича, а Владимир является сыном княжеской наложницы. Ярополк унаследовал киевский стол по праву рождения, Владимир же возвысился лишь по воле случая. В свое время, когда новгородцы просили у Святослава Игоревича дать им в князья одного из его сыновей, ни Ярополк, ни Олег не пожелали ехать в Новгород. Тогда новгородцы по совету Добрыни убедили Святослава Игоревича дать им в князья восьмилетнего Владимира.
С той поры прошло шесть лет.
«Неосмотрительно поступил Святослав Игоревич, уходя в свой последний поход к Дунаю и оставив блюстителями Руси сыновей-отроков, – размышлял Добрыня. – Теперь вот грозный Святослав Игоревич покоится в царстве мертвых, а его сыновья обнажают меч друг на друга. Коль так и дальше пойдет, то неминуемо развалится славянская держава, созданная могучим в рати Святославом Игоревичем. Ярополку далеко до отцовской дерзости и отваги, ему не одолеть ни вятичей, ни радимичей, коль те выйдут из-под его власти, не говоря уже про печенегов. Степняки еще доставят Ярополку хлопот!»
Прошло два дня, в течение которых Добрыня успел встретиться и поговорить со многими новгородскими купцами и боярами. Беспокойство, снедавшее Добрыню, одолевало и новгородскую знать, которая не желала быть в полной зависимости от Киева, но и страшилась войны с Ярополком. Выросший в Новгороде Владимир, Добрынин племянник, вполне устраивал имовитых новгородцев как местный князь. Владимир ни в чем не навязывал новгородцам свою волю, не вмешивался в их склоки и споры. Добрыню успокаивало то, что богатая верхушка Новгорода не желает менять Владимира на кого-то другого, и бояре новгородские были готовы прямо заявить об этом Ярополку, если у того вдруг возникнет намерение сместить Владимира с новгородского стола.
С тревогой в сердце Добрыня ожидал новых вестей из Киева. И вести эти вскоре пришли в Новгород вместе с очевидцами и участниками битвы, в которой Ярополк победил брата Олега. В Новгороде объявились уцелевшие в сече Олеговы дружинники, среди которых выделялись три мужа. Двое из них, Регнвальд и Харальд, доводились двоюродными братьями Ярополку и Владимиру. Третьего звали Добровуком, он был родом из сербов. Женившись на Тюре, сестре Харальда, Добровук вошел в круг киевской знати.
Эта троица, сойдя на пристани с корабля, сразу же предстала пред очами Добрыни.
Княжеские хоромы в Новгороде были разделены на две части; в одной располагался князь Владимир со своей челядью, в другой жил Добрыня с женой и слугами. Эта постройка, собственно, представляла собой два терема, пристроенные один к другому под прямым углом. Главный вход и красное крыльцо находились на половине князя Владимира. В тереме Добрыни тоже имелся отдельный вход, выходивший не к воротам, а к глухому частоколу и бревенчатой бане, поставленной в дальнем углу княжеского подворья. Княжеские хоромы были возведены из толстых сосновых бревен на фундаменте из камней и осиновых стволов. Терем был одноэтажный с маленькими слюдяными оконцами, с двускатной тесовой кровлей и высокими кирпичными трубами печей, выведенными наружу через чердак и крышу.