Когда я стал читать самостоятельно, то после детских книжек, среди которых были также «Конек-Горбунок», «Гулливер» и «Дон Кихот», и детских журналов — «Задушевное слово» и «Игрушечка» — лет с восьми начал я с упоением зачитываться Майн Ридом, Густавом Эмаром и Фенимором Купером, и фантазия моя уносилась в далекие страны, а вскоре Жюль Верн меня совсем поглотил.
Больше всего отец мне читал в раннем детстве русские сказки — у него было Полное собрание Афанасьева. «Иван-Царевич и серый волк» была моя самая любимая сказка, и сызмала мне был мил этот мир русских чудес. Отец, читая, опускал грубости, которыми полны народные сказки. За фантазией же их и геройствами жестокостей и предательства я не замечал.
Отец прочитал мне также многие былины (дедушка мне подарил очень хорошее издание их с иллюстрациями). Конечно, я заслушивался и «1001 ночью», и сказками Гауфа, и очень милой книжкой сказок Уайльда. Отец читал мне и сказки Пушкина (особенно я любил сказку «О Попе и работнике его Балде» и о «Царе Салтане»), а позже прочел мне постепенно и многое из Гоголя — то, что было тогда доступно моему понятию.
Конечно, мы прочли «Робинзона Крузо», а над «Хижиной дяди Тома» я плакал, как и над «Гуттаперчевым мальчиком» Григоровича. Также меня заставлял плакать трагический рассказ «Красный цветок» Гаршина.
Несмотря на всю свою любовь к естествознанию, отец хотел мне дать классическое образование, и задолго до гимназии, благодаря его чтению и картинкам в книгах, я уже живо представлял себе, по-своему конечно, и, главное, полюбил античный мир. Когда мне было лет семь-восемь, отец прочел мне на всю жизнь оставшуюся мне милой «Книгу чудес» Натаниеля Готорна. Эти действительно чудесные рассказы из мифологии о Геркулесе с его подвигами, о Тезее и Минотавре, о Язоне и золотом руне, о Филемоне и Бавкиде, о ящике Пандоры с прелестными иллюстрациями Бертайля[62] приблизили меня к этому миру гораздо больше, чем впоследствии изучение классиков в гимназии. Во всех этих героев, богов и полубогов я верил, как в живых.
Когда мне было лет десять, отец мне подарил и читал в отрывках «Рим» и «Элладу» Вегнера, книги, в общем, довольно скучные, но где были недурные иллюстрации[63].
Отец также мне читал, а больше пересказывал отрывки из «Илиады» — в этой маленькой старинной книжке в переводе Гнедича были очень мне нравившиеся тонкие рисунки Флаксмана и прекрасная гравюра[64] — профили всех героев троянской войны. Он также пересказал мне и «Одиссею».
У отца были отличные книги по истории, и интерес к ней он хотел передать и мне. Из его чтения я незаметно для себя учился. Мы прочли почти целиком все три книги Разина и Лапина «Откуда пошла Русская земля и как стала быть» с иллюстрациями Дмитриева-Оренбургского. Вскоре одной из увлекших нас обоих книг стало «Путешествие в древнюю страну пирамид» Оппеля, где мне впервые открылся целый мир Египта[65].
Все, что я узнавал из книжек, разумеется, действовало на мое воображение. Наслушавшись русских сказок про всех этих царевичей и королевичей, храбрых витязей и красавиц «с ясным месяцем на челе», как мне самому хотелось стать таким же храбрым витязем и совершать подвиги! Вообще я в детстве думал всегда о геройстве и рыцарстве, быть трусом мне казалось ужасным позором, и мое имя, Мстислав, мне нравилось, как имя храброго и удалого князя[66]. Папа очень искусно мне склеил из картона латы и остроконечный шишак с назатыльником и наушниками, сделал алебарду и деревянный меч — все это было оклеено серебряной и золотой бумагой, — и, качаясь на своей лошадке со свирепой мордой, я был полон отваги. В этих доспехах папа меня снял у фотографа (помню длинную процедуру тогдашнего фотографирования, зеленое сукно, которым накрывал фотограф свой аппарат, и холодное прикосновение к затылку особого ухвата, который держал голову в неподвижности). Раз, играя сам с собой (то, что названо «театр для себя»), я представлял себя геройски убитым на поле брани, улегся в темной зале около аквариума и позвал отца посмотреть, как я лежу (вероятно, я тогда видел картину Васнецова «Поле битвы»[67]). Мне самому было очень жалко себя, и [я] был горд своей геройской смертью, но папа пощекотал меня, и я воскрес, как от «живой» и «мертвой» воды в русских сказках.
62
См.:
63
Обе книги (первая в 2 т.), неоднократно переиздававшиеся, содержат около 800 иллюстраций — фотографий, воспроизведений скульптуры и гравюр.
64
См.:
65
Точнее:
66
Имеется в виду Мстислав Мстиславович, князь Торопецкий, Новгородский и Галицкий (конец XII — первая четверть XIII в.), прозванный за храбрость и талант полководца Удалым.
67
Картина Виктора Михайловича Васнецова (1848–1926) называется «После побоища Игоря Святославовича с половцами» (1880,