Он растягивал меня, легко скользя по влажному жаждущему лону, глубоко и с силой вонзаясь, чтобы выйти почти целиком и снова протаранить меня, а потом еще и еще, доводя нас до изнеможения. Он грубо трахал меня, крепко держа за бедра, а мне пришлось еще шире расставить ноги и выгнуться, чтобы ему было удобно.
Я рабски подчинялась Марату и ненавидела себя за это, продолжая стонать и ерзать бедрами. И желая, чтобы он никогда не заканчивал двигаться во мне. Я умоляла его об этом, а потом забилась в нескончаемом оргазме. Марат впился руками мне в лобок, вдавил пальцы в клитор и поймал ими бешеную пульсацию.
В горле пересохло, я ободрала щеку об ствол дерева, обнаженная грудь болела от соприкосновения с шершавым стволом и грубых ласк. Марат вышел из меня и быстро повернул к себе лицом, приподнимая и насаживая на член снова. Инстинктивно я обхватила его бедра своими, а руки вплела в его волосы. Было истинным блаженством снова касаться его густой, чуть влажной шевелюры. Я скучала по этому ощущению ничуть не меньше, чем по всему остальному.
Мы столкнулись губами, начав целоваться как сумасшедшие, будто хотим поглотить друг друга. Его вкус ударил мне в голову. Язык был горячим, как раскаленное железо. Его крупный набухший член был все глубже во мне, с каждым новым ударом вызывая сильные спазмы. Марат толкался в меня, все больше убыстряя ритм. Больно сжимал ягодицы, облизывал соски, втягивал их ртом и покусывал.
Напоследок он снова стал ласкать мой клитор, будто мало ему было оргазмов, которые я уже получила. Внутренние мышцы беспрестанно сжимались вокруг члена, я уже в изнеможении откинулась назад, упираясь затылком в дерево и повисая на Марате, а он все не мог насытиться. А я уже готова была молить о пощаде.
Но Беркутов измучил меня окончательно. Он замедлился, словно желая продлить наше соитие, и стал двигаться убийственно неторопливо, чтобы я прочувствовала каждую венку на его члене, познала его во всех деталях. Большим пальцем он выписывал круги на чувствительном до боли клиторе. Меня сотрясала дрожь от множественных оргазмов. Я уже больше не могла их выносить и чуть не простонала Марату в губы, чтобы он прекратил, но он сдался быстрее, чем я успела это сделать, толчками кончая в меня и утыкаясь носом мне в шею. Его горячие губы двигались вдоль нее, посылая слабые волны возбуждения по всему телу. Я плыла в эйфории, чувствуя приятную вибрацию и горячую влагу наших спаянных тел, пока не осознала, что нарушила данные себе обещания не связываться с Беркутовым. И, что еще хуже, сумасшедший секс случился рядом с убитым мною человеком, которого я собиралась хладнокровно сжечь.
Глава 4
Ехали молча. Совершенно не хотелось разговаривать. Да и я не знала, что сказать. Сидела, как оглушенная. Марат приказал мне сесть в машину после того, как жестко отымел у дерева. Я дернулась было спорить, но он повторил приказ, и его беспрекословный тон заставил меня притихнуть. Наконец Марат нарушил тишину. Я молча слушала, не смея пикнуть. Не понимала, почему так боюсь Беркутова. Но, скорее, я просто боялась саму себя. Если скажу что-то не то, еще больше засосет порочная трясина. Беркутов был как в поговорке: дай палец – всю руку оттяпает.
Поэтому я мочала и слушала. Марат сказал, что сам разберется с трупом. Сначала отвезет меня к себе в загородный дом неподалеку, потом вернется, сожжет и закопает. Смущенно оправляя платье, я потащилась в машину и села на переднее сиденье.
Я не смотрела в окно, но слышала, что происходит снаружи. Марат засыпал труп землей. Понятно, что ночью вряд ли кто обнаружит яму, но меры предосторожности не повредят. Я зажмурилась, потом открыла глаза и стала лихорадочно шарить в бардачке, в надежде найти что-то, способное меня отвлечь. Обнаружилась пачка сигарет. Было так паршиво, что не отказалась бы от долгой затяжки. Но закурить не вышло, ведь зажигалка осталась у Марата. Я вспомнила, что Марат не любит запах сигарет от девушки. Запрещал мне курить, да я и сама не хотела приобретать эту вредную привычку. Во мне не было такого сильного духа бунтарства, как у него.
Интересно, курит ли Виола? Скорее всего, нет, Марат ей по-любому это запретил. Такой диктатор, как он, не может измениться. Он любит, чтобы все жили по его правилам. Пристегнулась, усмехнувшись потаканию привычки из обычной жизни. Вся эта ситуация была до жути сюрреалистичной. Как будто в кино. Было стыдно за то облегчение, которое я почувствовала, когда Марат предложить самостоятельно решить проблему. Стыд въедался мне под кожу, становясь неотъемлемой частью. Не знаю, смогу ли от него когда-нибудь избавиться, разве что лоботомия поможет. А пока во мне запустился механизм саморазрушения…