— Поллукс.
— Путь свободен, друзья.
Прозвучал приказ, и большой кавалерийский отряд проехал мимо когорты, направляясь вниз, к броду, в погоню за оставшимися врагами. Немногочисленная группа всадников, выехав из тени, направилась прямо к строю Третьей когорты.
— Никак самого легата нелегкая принесла, — пробормотал кто-то рядом с Катоном.
— Молчать! — рявкнул молодой центурион.
Остановив лошадей недалеко от строя легионеров, всадники спешились. Веспасиан двинулся вперед, и бойцы расступились, давая ему пройти. Когда легат поравнялся с Катоном, молодой центурион отметил его мрачный взгляд и с трудом сдерживаемую ярость.
Максимий отдал честь легату. Несколько мгновений Веспасиан молча смотрел на него.
— Центурион, — произнес он наконец холодным тоном, хотя контролировать голос ему, видимо, было непросто. — Я пока не имею точных сведений насчет того, что здесь сегодня случилось, но если это плохо отразится на мне и остальных бойцах Второго легиона, то клянусь — и тебе, и всей твоей когорте не поздоровится.
Глава 13
Дуновение холодного утреннего ветра не ощущалось внутри шатра командующего. Почувствовав выступивший на лбу липкий пот, Веспасиан быстро утер его рукавом туники. Он не хотел показать командующему, что нервничает, хотя причины для беспокойства у него, разумеется, имелись, и связано это было с провалом плана командующего. Возможно, непосредственная вина за то, что Каратаку и части его войска удалось ускользнуть из столь тщательно подготовленной западни, лежала на подчиненных легата, но для командующего Авла Плавта это особого значения не имело. Армейская служба устроена так, что именно на командире лежит ответственность за все действия легионеров, служащих под его началом, и в случае их оплошности на него возлагается вина за последствия. Командиру отвечать перед вышестоящими, а уж как он потом накажет своих подчиненных — это его дело.
Войдя в шатер, легат был вынужден подождать у входа, пока дежурный писец отправился доложить о его прибытии в отгороженную льняным занавесом секцию, предназначенную для Плавта и его штаба. Внутри горело множество ламп, и на просвечивающей тонкой материи плясали искаженные тени находившихся за завесой людей. Входная секция освещалась одной-единственной лампой, подвешенной на цепочке, которую прикрепили к одному из поддерживавших шатер столбов, и тусклое желтое пламя колебалось при каждом дуновении проникавшего из-за полога ветерка. Снаружи, сразу за линией охранявших подступы к шатру часовых, начинался спуск к безмятежно поблескивавшей в лунном свете реке. В районе брода, там, где поток перекатывался через галечные отмели и все еще лежавшие на мелководье мертвые тела, вода мерцала и переливалась. На противоположном берегу, в серебристом свете луны ясно виднелись валы, окружавшие лагерь Второго легиона. За их темными контурами ярко горели огни множества костров, словно упавшие на землю звезды.
Веспасиан, получив вызов командующего, покинул свой лагерь и переправился через брод в самую рань. Всю дорогу его коню приходилось выискивать путь между мертвыми телами, до сих пор устилавшими землю. Среди трупов попадались еще живые люди: некоторые уже впали в беспамятство и лишь невнятно стонали, но были и такие, что в агонии кричали, нервируя и пугая коня. Запах крови пропитал воздух, из-за чего он казался теплее, чем был на самом деле. Когда легат добрался через брод до маленького острова посреди Тамесиса, мертвых тел стало попадаться еще больше. Особенно много их громоздилось перед остатками примитивного заграждения центуриона Макрона. Но худшее случилось напоследок, тогда, когда конь Веспасиана уже преодолел брод и поднимался по склону на невысокий кряж, где разбил свой лагерь командующий.
Дорогу, ведущую к броду, очистили от трупов, и теперь по обе ее стороны громоздилось ужасающее переплетение торсов, рук и ног, успевших за ночь окоченеть и потому торчащих в разные стороны. Да и дальше, за этими придорожными завалами, земля была усеяна тысячами освещенных луной мертвых тел. Веспасиана передернуло при мысли о том, что воздух вокруг него наполнен дýхами умерших, ожидающих отбытия в мрачное царство теней, где им предстоит провести унылую вечность. Он хорошо знал, что варвары представляют себе загробный мир как беспрерывную череду пьяных пиршеств, но угрюмая суровость смерти не позволяла ему принять подобную точку зрения. Легат многое повидал на своем веку, но на сей раз смерть предстала перед ним в столь чудовищном обличье, что это было едва ли не самым гнетущим зрелищем в его жизни. «Безусловно, — подумал он, — если и есть что-то ужаснее проигранной битвы, то это битва выигранная».