- Я рад, что вы так думаете о Галуа,- сказал мой собеседник,- но теперь уже поздно. На прошлой неделе Галуа умер. Он - мученик. Я говорю это вам, потому что он умер. Он напал на величайшее изобретение после первой паровой машины. И его убили. Потому что он слишком много знал. Если вы меня выслушаете, то, может быть, перевернете мировую историю. И можете стать самым богатым человеком на Земле. Но скорее всего, и вас убьют. Если вас увидели со мной, такое вполне может случиться. Так что если боитесь - лучше вам немедленно уйти.
Не стыжусь признаться, мне стало страшновато. Но с 11 Ноября 1918 года (дата окончания Первой мировой войны) со мной не случалось никаких приключений, кроме чисто интеллектуальных. Кроме того, я человек гордый.
- Продолжайте,-сказал я.
Он продолжал.
- Галуа был гений. Вы это знаете. Но, может быть, вы не представляете себе, как обширны были его интересы. Он очень остро чувствовал, что все зло в мире происходит оттого, что научными достижениями пользуются люди, чуждые науке. "Мы дали человечеству невиданные возможности управления веществом,говорил он,- а нам предлагают современную войну и обслуживающую ее промышленность". Поэтому он решил применить свои научные идеи так, как считал нужным он, а не финансисты. Против финансистов у него был особенный зуб...
Волновая механика означает новую эру в химии, это он понимал. У него были кое-какие средства, и когда напечатали его последнюю статью, он переехал в деревню и рассчитал там волновые уравнения для атома золота. Вы понимаете, какой это гигантский труд. Человек, способный это сделать, за один вечер легко рассчитает орбиту новой планеты в кафе под звуки оркестра...
Он купил коттедж и оклеил стены белыми обоями. Переходя со стремянкой из комнаты в комнату, он все их исписал расчетами. Конечно, исписал и множество записных книжек, но для самых важных результатов, говорил он, нужны стены так легче разыскивать. Полтора года он работал по восемь часов в день и в конце концов выписал самую суть в одну записную книжку. Я ее видел - вы скоро узнаете, почему ее у меня нет. Еще полгода спустя он выяснил, что золото должно иметь большое и до сих пор никем не заподозренное сродство к определенному классу органических соединений. Тогда он связался с Рикье химиком-органиком, который учился с ним в Эколь Нормаль, и Рикье синтезировал одно такое соединение. Они показали, что метод их применим в лабораторном масштабе, и потом обратились ко мне.
Моя фамилия Мартен, но это неважно. Не думаю, что мне осталось долго жить. Я был химиком-технологом в Нантере и дружил с Рикье. Мы вместе поехали в Сент-Леокади, маленькую деревушку на морском берегу, неподалеку от устья Роны,- там большая лагуна. Мы занялись выпаркой соли. Соль получалась скверная, хотя нам удавалось ее продавать. Но не это для нас было главное. Вы знаете, что в морской воде есть золото, хотя и не очень много. Когда вы выпариваете морскую воду, большая часть соли кристаллизуется и остается густой раствор, в котором содержится и сернокислый магний, и много еще всякой всячины. Почти все золото находится именно в нем, и под солнцем Южной Франции он легко упаривается. Большую часть оставшихся солей можно выкристаллизовать, почти не теряя золота. Тогда в рассоле получается уже около одной части золота на двести тысяч. Это довольно много. Золотой песок приносит прибыль, когда в нем только одна часть золота на миллион... Вы берете этот рассол и добавляете в него примерно восемь частей на миллион того соединения, которое получил Рикье,- мы назвали его ауроном.
Я не знаю, что оно собой представляет; оно светло-голубого цвета и делается из сапонина. По-моему, в молекуле у него два пиррольных цикла. Вы оставляете смесь на час, потом продуваете через нее воздух. Это голубое вещество реагирует с золотом и дает соединение красного цвета. Оно поверхностноактивно и собирается в пене, которую легко сдуть. Потом вы высушиваете пену, добавляете немного кислоты - и выделяется золото. Голубое вещество можно использовать много раз, но на каждой операции мы теряли примерно пять процентов.
Моей заботой были резервуары, где через смесь продувался воздух, Рикье готовил аурон, а Галуа занимался сбытом. За варницами присматривали несколько местных жителей; мы выбрали их из тех, кто казался поглупее, и я был их бригадиром. Начали мы работу в январе 1929 года, но только к маю наладили процесс и до сентября добыли золота примерно на четыре миллиона франков. Большая часть пошла на уплату долгов, но чистой прибыли оставалось что-то около миллиона. Что делать с деньгами, мы, конечно, решили еще раньше, до того, как все началось. Все мы были в какой-то степени идеалистами. Нужно быть идеалистом, чтобы в наше время заниматься наукой во Франции, где заслуженный профессор получает триста фунтов в год. Нашей ближайшей целью было добыть миллиард франков и вложить их в науку, чтобы хороший научный работник получал столько же, сколько получает хороший инженер или врач, и еще оставалось бы на аппаратуру. Конечно, думали мы в первую очередь о Франции, Бельгии и Италии, где научным работникам платят хуже всего. Но не забывали и о Германии, и некоторые наши планы касались даже Англии и Америки. Теперь-то с этим покончено... Если вам удастся то, что не смогли сделать мы, не забудьте о французской науке!
- Не забуду,- сказал я.
- Мы рассчитывали, что несколько сот миллионов франков сможем получить, не привлекая к себе внимания, но, конечно, понимали, что до бесконечности это продолжаться не может. И на этот случай у Галуа был свой план. Он считал, что в мире добывается слишком мало золота; раз золотой запас растет медленнее, чем остальная продукция, это порождает падение цен и безработицу. Сейчас мы и наблюдаем этот процесс. Если бы мы делали золото слишком быстро - скажем, по 30 миллионов франков в год,- то цены поднялись бы, и весь мир стал бы таким, как Франция или Германия после войны. Идея Галуа заключалась в том, чтобы получать как раз столько золота, сколько нужно для поддержания цен на постоянном уровне.
Так вот, все шло гладко до конца августа прошлого года. И тут я получил из Парижа письмо, написанное на машинке. Обратного адреса на нем не было, но подпись стояла: Международный союз защиты интересов рантье (МСЗИР). В письме было примерно следующее:
"Уважаемый сэр,
поскольку в будущем Ваша деятельность может причинить нам неудобства, мы имеем честь предложить Вам доход в 200000 франков в год, если Вы ее прекратите. Вашим коллегам сделано такое же предложение. В случае прекращения Ваших занятий плата за первый квартал будет через неделю переведена на адрес Вашей матери. В доказательство серьезности наших добрых намерений прилагаем чек на 10000 франков.