– А что это была за плита? Не та ли, что валялась возле табора?
– Она самая, – подтвердил Хендрири. – Мы прожили в ней целых два года.
– На мой взгляд, слишком близко к цыганам, – заметил Под, отрезал себе добрый кусок горячего варёного каштана и густо намазал его сливочным маслом.
– А что делать? Нравится тебе или нет, приходится селиться поближе к человекам, если ты добывайка, – объяснил Хендрири.
Под так удивился, что даже забыл про каштан, и воскликнул:
– Ты добывал в таборе? В твоём-то возрасте!
Хендрири еле заметно пожал плечами и скромно промолчал, а Хомили восхищённо выдохнула:
– Вот это да! Какой у меня брат! Ты представляешь, Под?
– А я вот о чём подумал, – поднял голову Под. – Как ты поступал с дымом?
– Не было никакого дыма, – объяснил Хендрири, – ведь плита-то газовая.
– Готовить на газе! – мечтательно воскликнула Хомили.
– Мы заимствовали его из трубы, которую проложила вдоль всей насыпи газовая компания. Печка была опрокинута, ты же помнишь. Мы прорыли туннель через дымоход и провели в нём полтора месяца, но дело того стоило: у нас было три горелки.
– А как же вы их зажигали, потом тушили? – в недоумении полюбопытствовал Под.
– Так мы их не тушили: один раз зажгли – и всё. Они и сейчас горят.
– Ты хочешь сказать, что до сих пор туда ходишь?
Хендрири сдержал зевок (они сытно поужинали, и в комнате было душновато) и покачал головой.
– Там живёт Спиллер.
– О! – воскликнула Хомили. – Так вот на чём он готовил еду! Мог бы и нам об этом сказать или хотя бы к себе пригласить…
– Спиллер не мог этого сделать, – сказал Хендрири. – Обжегшись на молоке, дуют на воду, как говорится.
– О чём это ты? – не поняла Хомили.
– После того как мы покинули барсучью нору… – начал было Хендрири, но осёкся: ему явно было немного стыдно. – В общем, в этой плите он жил сам. Спиллер пригласил нас перекусить и отдохнуть, а мы остались на пару лет…
– Но уже после того, как вы добрались до газа, – заметил Под.
– Верно, – подтвердил Хендрири. – Мы готовили еду, а Спиллер добывал.
– Ага! Спиллер добывал? Теперь понимаю. Нам с тобой придётся признать, что мы уже не так молоды, как когда-то.
– А где сейчас Спиллер? – вдруг спросила Арриэтта.
– О, он ушёл, – неопределённо сказал Хендрири, которому явно было не по себе, судя по тому, что хмурился и постукивал по столу оловянной ложкой.
(Одной из её полудюжины, сердито вспомнила Хомили, гадая, сколько их всего осталось.)
– Куда ушёл? – уточнила Арриэтта.
– Домой, я думаю, – ответил Хендрири.
– Но мы ведь его даже не поблагодарили! – воскликнула Арриэтта. – Спиллер спас нам жизнь!
Хендрири стряхнул мрачное настроение и неожиданно предложил Поду:
– Как насчёт черничной наливки? Люпи сама её делает. Это нас немного подбодрит…
– Нет, спасибо, – твёрдо отказалась Хомили, не дав Поду возможность ответить. – Из этого никогда ничего хорошего не выходило, как мы успели выяснить.
– Но что подумает Спиллер? – не унималась Арриэтта, и в глазах её опять появились слёзы. – Мы даже не сказали ему «спасибо».
– Спиллеру? – удивлённо посмотрел на неё Хендрири. – Он не ждёт благодарности. С ним всё в порядке.
– Почему он не остался на ужин?
– Да он никогда не остаётся, – объяснил Хендрири, – потому что не любит компанию. Еду он готовит себе сам.
– Где?
– В той самой плите.
– Но до неё так долго идти!
– Только не для Спиллера. К тому же часть пути он проплывёт на своей барке.
– Уже, наверное, стемнело, – вздохнула Арриэтта.
– Да не беспокойся ты за Спиллера, – сказал с улыбкой дядя, – ешь лучше свой пирог…
Арриэтта посмотрела на тарелку: розовую, целлулоидную, из чайного сервиза, хорошо ей знакомого, – и поняла, что есть ей совершенно не хочется.
– А когда Спиллер вернётся? – спросила она с тревогой.
– Он редко сюда приходит: два раза в год за новой одеждой или если юный Том позовёт.
Арриэтта задумалась, потом грустно произнесла:
– Должно быть, ему очень одиноко.
– Спиллеру? Нет, я бы не сказал. Среди добываек такие, как он, одиночки встречаются. – Хендрири задумчиво перевёл взгляд на свою дочь, сидевшую в одиночестве у огня. – Вот и Эглтина такая… Жаль, но с этим ничего не поделаешь. У таких добываек особое отношение к человекам: они, как говорится, едят у них с руки…
Когда вернулась отдохнувшая Люпи, беседа продолжилась, и никто не заметил, как Арриэтта выскользнула из-за стола и направилась в сторону соседней комнаты. До неё ещё долго доносились разговоры взрослых обо всём на свете: о том, как будут жить на новом месте; как обустроить квартиру из нескольких комнат наверху; об опасностях, которые могут подстерегать их на новом месте, и о правилах, соблюдая которые их можно избежать (лестницу обязательно надо втаскивать на ночь наверх, но прежде убедиться, что мужчины вернулись); мальчиков по одному можно отпускать со старшими учиться добывать, но женщины, как принято, должны оставаться дома. Она услышала также, как её матушка отказалась от предложения пользоваться кухней: