– Поможет тебе забираться наверх. Возможно, часть пути нам придётся идти в гору.
Хомили взяла с собой вязальные иглы, остаток нераспущенного носка, три куска сахара, палец от лайковой перчатки, набитый смесью соли и перца и завязанный крепко-накрепко ниткой, несколько кусочков сухого печенья, маленькую жестяную коробочку, в которой когда-то держали граммофонные иглы и где теперь был чай, брусочек мыла и зеркальце.
Под хмуро осмотрел всю эту разнокалиберную груду и сказал:
– Вполне вероятно, что мы взяли не то, что надо, но теперь ничего не попишешь. Кладите всё обратно, нам пора двигаться. Это ты хорошо придумала, Арриэтта, засунуть крышку в крышку. Пожалуй, будь их побольше хоть на одну-две, не повредило бы.
– Но ведь нам только надо добраться до барсучьей норы, – принялась оправдываться Арриэтта. – Я хочу сказать, ведь у тёти Люпи всё, наверно, есть – ну, всякая там кухонная утварь и посуда.
– Лишняя кастрюля ещё никому никогда не помешала, – сказала Хомили, запихивая обратно остаток носка и завязывая мешок куском синего шёлка для вышивания, – в особенности если живёшь в барсучьей норе. А кто сказал, что твоя тётя Люпи вообще там? Я думала, она давным-давно потерялась… заблудилась… или ещё что… в этих полях.
– Вполне возможно, что уже нашлась, – сказал Под. – Ведь прошло около года – не так ли? – с тех пор, как она ушла из дома.
– И так или иначе, – добавила Арриэтта, – кастрюли она с собой вряд ли взяла.
– Никогда не могла понять, – сказала Хомили, вставая с земли и проверяя, не слишком ли тяжёл мешок, – и никогда не пойму, кто бы что ни говорил, что ваш дядя Хендрири нашёл в этой гордячке и воображале Люпи.
– Хватит, сейчас не время косточки перемывать. – Под тоже встал и, повесив свой походный мешок на шляпную булавку, перекинул через плечо, затем окинул жену и дочь внимательным взглядом: – Ну, у вас всё в порядке?
– И не скажешь, положа руку на сердце, – добавила Хомили, – что она злая, но уж больно нос дерёт.
– Как ботинки? – спросил Под. – Не жмут?
– Пока нет, – сказала Хомили.
– А как ты, дочка?
– У меня всё в порядке, – откликнулась Арриэтта.
– Перед нами долгий путь, – сказал Под. – Торопиться мы не будем, пойдём потихоньку, но без остановки. И ворчать тоже не будем. Ясно?
– Да, – сказала Арриэтта.
– И глядите в оба, – продолжил инструктаж Под, в то время как они уже шли по тропинке. – Если увидите что-нибудь опасное, делайте то же, что я… и быстро… поняли? Только не разбегаться по сторонам. И не визжать.
– Да знаю я всё это, – буркнула Арриэтта, прилаживая на спину мешок, и двинулась вперёд, словно хотела, чтобы до неё не долетали слова отца.
– Ты думаешь, что знаешь, – заметил Под ей вслед. – На самом деле ты совсем ничего не знаешь и не умеешь прятаться, как и твоя мать. Это требует тренировки, это, если хочешь, искусство…
– Как это не знаю? – возмутилась Арриэтта. – Ты же мне рассказывал.
Посмотрев в сторону, в тёмные глубины зарослей куманики возле тропинки, она заметила огромного паука, словно повисшего в воздухе (паутины видно не было). Паук, казалось, смотрел прямо на неё, и Арриэтта, ничуть не испугавшись, смерила насекомое вызывающим взглядом.
– За пять минут всего не расскажешь, – твердил своё Под. – Всему учиться надо на собственном опыте. То, о чём ты узнала в тот день, когда я взял тебя наверх добывать, даже не азбука в нашем деле. Просто чему-то тебя научить попросила твоя мать. И видишь, куда это нас привело?
– Перестань, Под, – отдуваясь и пыхтя, потому что шли слишком быстро, сказала Хомили. – К чему вспоминать прошлое?
– Но именно это я и хочу сказать, – возразил Под. – Прошлое и есть опыт, на прошлом учишься. Понимаешь, когда идёшь добывать…
– Но ты занимался этим всю жизнь, у тебя огромный опыт, а Арриэтта поднялась наверх всего один раз…
– Это я и хочу сказать! – рассердился Под, приостанавливаясь, чтобы Хомили могла его догнать, и упрямо продолжил: – Именно это. Если бы она знала хоть азы умения прятаться…
– Берегись! – раздался резкий возглас Арриэтты, опередившей их на несколько шагов.
Послышался нарастающий шум и громкое хриплое карканье. Их покрыла большая тень… и внезапно на тропинке остался один Под – лицом к лицу с огромной чёрной вороной.