— Я позвоню из аэропорта в Майами и все устрою.
— Не забудьте.
ГЕНРИ ГРИС
Эти нотки в ее голосе он услышал впервые. Генри Грис ни на секунду не сомневался, что Виктория откажется от встречи с отцом, если ей не сделают хорошую прическу. Что ж, настоящая дочь адмирала!
Из аэропорта он позвонил в редакцию во Флориду.
Голос редактора на другом конце провода задрожал от ярости.
— Вы что, тронулись, Генри? Где мы, черт возьми, найдем парикмахера в это время суток? Забудьте об этом.
— Говорю вам, Виктория требует парикмахера, а она не из уступчивых Надо что-то сделать.
— Какого черта, вы же понимаете, что мы не можем поднимать парикмахера посреди ночи. Это обязательно вызовет у него подозрения. Стоит только узнать ее — и все полетит к чертовой матери.
— Верно, — согласился Генри, — значит, найдите кого-нибудь в редакции, кто поможет ей.
— Я подумаю и дам вам ответ в Майами.
Генри сообщил Виктории, что ее прической займутся во Флориде. Они сели в самолет. Была суббота, чуть больше десяти часов вечера. Джон Чекли остался в Нью-Йорке, чтобы на следующий день вернуться в Лондон. В самолет сели только Генри, Виктория и двое встретивших их мужчин. Самолет был полупустой, а потому Генри не составило труда усадить Викторию у окна и сесть с ней рядом, устроив одного репортера перед ней, а другого позади.
Как только они поднялись в воздух, Виктория спросила:
— Генри, вы действительно договорились о парикмахере?
— Я позвонил. Редактор, с которым я разговаривал, обещал что-нибудь придумать. Не знаю, каковы ваши сведения об этой стране, но салоны красоты у нас по ночам не работают.
— А я ждала этого момента двадцать девять лет не для того, чтобы выглядеть так, чтобы моему отцу стало за меня стыдно!
Опять тот же тон. Так же говорил с ним ее отец в ту первую их встречу, когда сообщил о своем намерении устроить пресс-конференцию.
Откинувшись в кресле, Генри закрыл глаза. Вряд ли ему удастся заснуть, но он попытается. Глаза болели, челюсти сводило от напряжения, все нараставшего с того самого момента, как они покинули Москву. Прошло уже более суток, и он слишком много потратил сил, преодолевая менявшиеся часовые пояса.
Он открыл глаза и взглянул на Викторию. Она сидела, пристально вглядываясь в ночной мрак.
ВИКТОРИЯ
За окном была такая темень, что я ничего не видела. Но так или иначе я понимала, что мы летим над Соединенными Штатами, может быть, даже над Флоридой и совсем скоро я предстану перед папочкой.
Прежний страх ушел. Я слишком устала. Все тело ломило, голова горела под париком. Только бы мне наконец снять его — я разорву его на кусочки и сожгу. И очки тоже.
Я подумала о мамуле. Интересно, что она сейчас делает? Я даже не знаю, ночь сейчас в Москве или день, и вообще, какой сегодня день недели? Как бы я хотела, чтобы она была рядом! Ведь по праву этот миг принадлежит скорее ей, чем мне. Кому, как не ей, с гордостью показать Джексону дитя их любви? Она бы даже смогла сказать ему несколько слов по-английски.
Я почувствовала, как по щекам покатились слезы. Я даже не вытерла их. Зачем? Генри спит. Кто другой их увидит? Бедная мамуля. Сколько же страданий выпало на ее долю только за то, что она полюбила человека, любить которого ей не полагалось.
И вот теперь, когда все позади, ее даже нет со мной. Жизнь так несправедлива!..
Прозвучал негромкий звонок, и на табло зажглись слова, которых я не поняла. Я знала, что это сигнал, предшествующий посадке. Генри открыл глаза и посмотрел на часы.
— Майами, — сказал он.
И снова нас окружила маленькая армия, а неподалеку поджидали три машины. Мы с Генри сели в среднюю. Я едва ли пробыла на открытом воздухе больше минуты, но меня поразило, как тут тепло. В Москве еще стоит зима. Даже в Нью-Йорке и то холодно.
Первая машина отъехала от тротуара, наша последовала за ней. Мы с Генри сидели сзади. Впереди устроились двое репортеров из «Инквайрер».
— Похоже, мы справились, Генри, — сказал один из них.
Генри рассмеялся.
— Мы? Разве вы были в Москве, когда все началось?
Я тронула Генри за рукав.
— Как насчет парикмахера, Генри?
В глазах его снова мелькнуло раздражение, и он наклонился к одному из сидящих впереди мужчин. Я не сомневалась, что кажусь ему глупой бабенкой, но мне было плевать. Главное, чтобы отец испытал чувство гордости, впервые увидев дочь.
Генри откинулся на сиденье.
— Мы сделаем по пути остановку. Там нас ждет одна женщина, она поможет вам.