Даже собственная безобразная внешность перестала ее огорчать, вот как все обернулось!
— Михаил Алексеевич, — она оттолкнулась спиной от печи, шагнула к нему, растревоженно вглядываясь в растерянное лицо, — вы написали это письмо из жалости, допустим, но уж больно подробно у вас получилось. Объясните же мне, откуда вы так много знаете о моем лекаре?
Черты его лица заострились, будто состарились, а из глаз хлынула топкая вековая тоска, от которой Саше стало холодно и страшно.
— Извольте, — ответил он безжизненно, мертво, — мне рассказал о своем пленнике великий канцлер. Я здесь его волей — в качестве шпиона за вами, Саша Александровна.
Земля не разверзлась у него под ногами, и молния его не поразила, и это так удивило Сашу, что она просто несколько мгновений стояла и терпеливо ждала кары небесной.
Когда ее так и не последовало, стало понятно, что правосудие придется вершить своей рукой.
— Я поклялась, — глухо сказала она, — что не возьмусь больше за шпагу. Однако я не обещала не браться за плеть.
Дикость — знаменитая лядовская дикость, чертов характер, дурной нрав — уже лизала Сашины пальцы, требуя растерзать предателя до крови.
— Я принесу, — тяжеловесно уронил Михаил Алексеевич, белый, спокойный, покорный.
И он вышел, как был, в одном тонком кафтане в зиму.
И у Саши наконец-то подкосились ноги. Она упала на диван, рядом с бесполезно брошенным здесь лисьим тулупом, который не грел своего хозяина.
Прикоснулась рукой к мохнатому меху, сжала его в кулак, как будто это была шея обидчика.
— И неймется тебе, — прошептала она, не видя ничего вокруг, — великий канцлер. Что же ты всю жизнь мою изломал, проклятый? Чего ты хочешь от меня?
Хлопнула дверь. Раздались шаги.
И в Сашину бессильную пустую ладонь легла рукоять нагайки — да не конной, а боевой, у которой каждая полоска сыромятной кожи заканчивалась вплетенным железом.
С такой нагайкой отец иногда, из озорства просто, ходил на волков и лис.
— Вы что же, — спросила она, стискивая хвату, — ищете смерти?
Вместо ответа Михаил Алексеевич опустился перед ней на колени — плечи прямые, голова гордо поднята. Глаз он не прятал, смотрел на Сашу открыто и ясно, без страха и стыда.
И она сразу ударила — резкий замах и плавное, замедляющееся движение, — кожаные ремни обвились вокруг широких плеч, приласкали спину, и железные грузила нежно легли на грудь, не причинив вреда.
Саша выросла с лошадьми и владела плетью в совершенстве.
Михаил Алексеевич, закусивший губу в ожидании боли, недоуменно моргнул, и в глазах его плеснуло изумление.
А она выпустила рукоять, все еще не доверяла себе, и нагайка падшей змеей сползла по нему на пол.
Ярость не покинула Сашу окончательно, отступила только, готовая в мгновение ока снова вскружить голову.
Но покорность, неподвижность и спокойствие Михаила Алексеевича обезоруживали похлеще любых оправданий. Он не выглядел виноватым, всегда относился к Саше бережно и был по-отечески заботлив.
К тому же она видела, что горе кружит вокруг него, и прежде думала, что это из-за смерти жены. Теперь же ей казалось, что это зловещая фигура великого канцлера бросает на ее управляющего свою тень.
— И отчего же вы согласились? — Саша зачем-то прижала к себе лисий тулуп, то ли пытаясь воздвигнуть меж ними новую преграду, то ли желая согреться.
Губы Михаила Алексеевича дрогнули в горькой усмешке.
— Вы правильно подумали, что не по своей воле, — откликнулся он, касаясь пощадившей его нагайки. — Впрочем, я и не собирался служить ему… в полной мере. Я никогда не сделал и никогда не сделаю ничего, что будет во вред вам.
— Мне поверить? — произнесла Саша и в ту же секунду поняла, что уже поверила. Поверила раньше его слов, поверила, когда он вернулся с убийственной этой нагайкой.
— Я не могу рассказать вам всей своей истории, она слишком запутанна.
— Поверить без всяких объяснений? — она занялась сразу, как сухая щепа от огня. — Да не много ли вы на себя берете! Приходите из ниоткуда, а потом говорите — от канцлера! И ни слова в свое оправдание! Разве я похожа на блаженную?
Михаил Алексеевич улыбнулся, уже не криво, не едко, а тепло и сердечно:
— Великий канцлер велел мне поспособствовать вашему браку с графом Плаховым. И как, по-вашему, я справился с этим заданием?
Тут Саша выпустила тулуп, вспомнила про недавнее представление, прижала ладони к щекам, проверяя, круглые ли они до сих пор. Потом только спохватилась:
— Да зачем ему сватать меня за этого петуха?