Вплотную к входу в отделение - уже знакомый Родимцеву черный "фордик". За рулем - глыбообразный водитель в лужковке, сдвинутой на лоб. Покосился на хозяйку и незнакомого парня и равнодушно зевнул. Что ему до развлечений Ольховой? Башли платят немалые, работы, можно сказать, никакой. Хозяйка любит ездить в одиночестве - сиди себе, подпирая стенку холла, да ожидай возможного вызова.
- Представляю, младенчик: мой водитель Генка, по совместительству отцовский стукач.
- Вы скажете, Вера Борисовна, - обиженно пророкотал водитель. Но Родимцев понял - обида напускная, Генка, на самом деле, стукач и вообще мерзкая личность. - Домой?
- Сразу и домой?... Нет, Геночка, сейчас ты отвеешь нас в любимый мой ресторанчик, мы с младенцем заправимся, потом уж - баюшки-баю.
- Папаша не заругает?
- Заругает, обязательно заругает, - рассмеялась девушка. - Только мы с тобой ему ничего не скажем. Уважаемый Борис Моисеевич сейчас, наверняка, третий сон досматривает. Откуда ему знать, что делает тихая и сентиментальная его дочурка?.. Ты ведь не доложишь? - с видимой угрозой спросила Вера Борисовна.
- Вы скажете... Когда я вас подставлял?
Ольхова промолчала. Только выразительно подмигнула Николаю и приложила наманикюренный мизинец к пухлым губам...
* * *
Cтранно, но мучительная боязнь встретиться с бандитами или с шестерками Симкиного любовника вдруг исчезла. Будто присутствие банкирши гарантия безопасности. И все же при входе в ресторан Николай окинул помещение испытующим взглядом.
Ничего особенного. Зал, если большую комнату можно так именовать, расчитан на десяток столиков. С одной стороны - кухня, загороженная декоративной стенкой, на которой - изображения пирующей компании. С другой стороны - подмостки эстрады, рассчитаной максимум на трех-четырех музыкантов. Сейчас там один скрипач, которому аккомпанитует лысый пианист.
Большинство столиков занято. Два толстяка-бизнесмена усердно накачиввают спиртным перекрашенных красоток. Явных проституток. Три столика заняты такими же "дамами". Медленно потягивают коктейли, бросают на незанятых мужчин обещающие взгляды. Компания - человек десять - сдвинула столики и празднует какое-то событие: день рождения либо удачную сделку. Шепчутся трое сухопарых мужиков. Видимо обсуждают серьезные проблемы.
К вошедшим подкатился толстый, лысый коротышка в клубном, красного цвета пиджаке, с такой же красной бабочке на шее. Хозяин заведения. Лицо расплылось в подобострастную улыбочку.
- Боже мой, Вера Борисовна? Сегодня у меня счастливый вечер!
- Здравствуй, дорогой, здравствуй, - Ольхова ласково погладила лысину коротышке. - Мой кабинет свободен?
- Как же, как же, всегда - в готовности! Проходи, дорогая, устраивайся. Сейчас тебя обслужат... Да, ты не одна? - хозяин одарил Родимцева восхищенной улыбкой. - Кавалер у тебя - писанный красавец, где ты только находишь таких!
- На свалке! - недовольно наморщилась Ольхова. - Там их продают по рублю пучок... Хватит болтать - есть хочу страшно! Прикажи подать самое вкусненькое. Прошлый раз с удовольствием полакомилась осетром, запеченным с овощами...
Хозяин всплеснул короткими, пухлыми ручками.
- Все будет! Осетр, новорожденный поросенок с хреном, фазан в красном вине, гусь с яблочками.
Не переставая перечислять фирменные блюда, коротышка проводил перспективных клиентов за эстраду. Неприметная дверь, короткий, чистенький, будто больничный, коридор, ещё одна дверь. За ней - уютный кабинетик с мягкими креслами и диваном. Два фикуса в позолоченных кадках. Повсюду цветы. Звуки скрипки не слышны, но элитным посетителм предоставлено право включить магнитофон, рядом с которым - коробка с множеством кассет.
Этакое уютное гнездышко. Хочешь - пируй, хочешь - занимайся любовью.
Николай представил себе банкиршу в об"ятиях какого-нибудь лощенного хахаля и почувствовал болезненный укол ревности. Такой болезненный, что предупреждающе заныло сердце. Будто, несмотря на кратковременное знакомство, он уже получил право на эту ревность.
Мужиков обычно считают жадными собственниками. Если это так, то Родимцев - мужик вдвойне.
Вера Борисовна откинула голову на спинку дивана, ноги положила на кресло. Не обращая внимания на оголенные ляжки, задумчиво смотрела на стоящего напротив парня. Будто решала гамлетовский вопрос.
Официант, вежливо постучав в дверь и получив разрешение, внес сразу два подноса с закусками. Принялся расставлять их на банкетном столике. Подкатил ближе и открыл зеркальный бар с напитками. Николай невольно заглянул туда. Боже мой, сколько бутылок! Простых, фигурных, узорчатых, с золотыми или серебрянными наклейками!
Оглядев сервированный стол, официант отошел к двери и застыл.
- Спасибо, Филя. Жена все ещё болеет или выздоровела?
- Болеет, Вера Борисовна. Сейчас - в больнице.
- Возьми, купи ей что-нибудь вкусненькое, порадуй больную, - Ольхова подала бумажку в сто долларов. - А сейчас - свободен. Когда подавать горячее - позвоню.
Официант взял деньги, поклонился и ушел.
Родимцев с недоумением глядел на девушку, разбрасывающую валюту, будто семена, которые должны дать всходы. Сколько же у ней баксов? В отделении выбросила пятьсот, для больной супруги официанта не пожалела ста, ужин в отдельном кабинете тоже стоит немало.
- Удивляешься, младенчик? Зря! Один раз живем, второй жизни природа ещё не придумала, деньги в гроб не заберешь... Садись. Выпьем, закусим, потом - поговорим.
- С удовольствием... Честно говоря, оголодал, - стеснительно поежившись, признался парень.
После скудного гаражного рациона накрытый стол казался фантастической картиной. Влруг этот мираж расплывется и исчезнет?
Родимцев поспешно устроился напротив Ольховой. Старался не смотреть на заброшенные в кресло оголенные женские ножки. Все внимание - поросенку, гусю с зашитыми яблоками, осетру.
- Мои бедрышки тебя не шокируют, младенчик? Не портят аппетит? ехидно спросила девушка, демонстративно проведя ладонью по ноге от пояса к щиколотке. - Признайся, очень уж они сооблазнительные, да? Небось, употребил бы вместо поросенка. Даже без хрена... Или - с ним?
Набив рот вкуснейшей поросятиной, Николай согласно кивнул. Да, употребил бы. Но прежде не мешает подзаправиться, а то для "употребления" сил не хватит. Судорожно проглотив огромный кусок, он потянулся к девушке. Ожидал ответного движения, приоткрытых жадных губ. Вместо этого Ольхова закрыла лицо взятым со стола блюдом. Яблоки из него пренебрежительно высыпала на стол в другое, с салатом.
- Не торопись, младенчик, я тебе не гулящая кобыла, на мне не поскачешь... Пока не поскачешь.
- И когда кончится твое "пока"? - пересев на диван рядом с сооблазнительницей, шутливо спросил парень.
- Многое зависит от тебя. А я погляжу на твои старания, подумаю. Кому сказано отвали! - отдернула садистка оголенное коленко.
- Извини, - отпрянул Родимцев, обрадовавшись неожиданному отпору. Особого желания взять телку он не испытывал, но в теперяшней жизни за все нужно платить. В том числе, и за освобождение из вонючего ментовского обез"янника. - Я пошутил...
- Извиняю, - серьезно проговорила Ольхова. Но по таинственно мерцающим глазам и насмешливой улыбке, на мгновение искривившей губы, Николай понял издевается. - На первый раз извиняю. Повторится - икнешь.
И все же она опустила ноги и пересела в кресло. Даже короткое платьице одернула, на оголенные ляжки набросила свисающий край скатерти.
- Что будем пить? Аперитив? Для детей и сентиментальных дамочек. Виски? Этот напиток сейчас одни путаны и употребляют... Знаешь что, младенчик, начнем-ка мы с родимой водочки. Во первых, я люблю матушку-Россию, во вторых, терпеть не могу заграничную отраву.
Выпили. Николай осторожно пригубил, девица выпила залпом. Подняла на вилке маринованный грибок, испытующе оглядела и откусила головку. Положила на свою тарелку крылышко фазана, полила соусом. Не спуская глаз с сотрапезника, принялась отщипывать кусочки.
Для оголодавшего парня проглоченный кусок поросятины - капля в море. Он набросился на расставленные закуски. С трудом удерживая желание хватать их прямо руками, метал вилкой, как мечут вилами сено.