Вот уже полмесяца Ольхов не требует отчетов, не вызывает к себе телохранителя-водителя драгоценной своей дочери.
А она почти каждое утро появляется в комнате Родимцева. Привычно усаживается к кресло, заинтересованно наблюдает за манипуляциями с гирями и гантелям. Конечно, основное внимание не на спортивные снаряды - на полуголого парня. Так и прожигает горящими взглядами его мускулистую фигуру.
Непонятно, недоумевал Родимцев, может быть, у телки - не изученные пока сексопатологами, извращения? Получает наслаждения от одного вида мужского тела? Вон как оглядывает его - от головы до ног.
А ему-то что до сексуальных болезней Ольховой - пусть себе балдеет, от него не убудет.
- Хочу малость порадовать тебя, - Вавочка сегодня одета в скромное светлокоричневое платьице. Ни золотых сережек, ни янтарных бус, ни колец. Прямо-таки гимназисточка, ещё не вкусившая отравленных прелестей жизни. Грузин проинформировал - нашли щипачей, напавших на Ольгу Вадимовну. Соответственно, наказали. Одного сейчас поджаривают на сковороде в аду, другому, в виде профилактики, отрубили по два пальца на каждой руке, третьего по причине малости лет помиловали... Доволен?
Вот тебе и доброта, и чуткость невинной банкирши! Самая настоящая людоедка, с садистскими наклоностями!
- Спасибо... Кстати, хочу попросить у вас отгул, - официально, опасливо поглядывая на репинских бурлаков, обратился к хозяйке Николай. Николай. - Очень нужно.
Девица помотала кудрявой головой, будто вытряхивала из неё далеко не безгрешные мыслишки. Недоумевающе поглядела на телохранителя.
- Когда это ты, младенчик, перетрудился? - манерно приложила ко лбу наманикюренные пальчики. - Что-то не припомню.
Пришлось напомнить забывчивой хозяйке ночные поездки в казино, на сборище лесбиянок и гомиков, на разные шоу. В том числе, в некий новорожденный женский клуб, в котором демонстрировались голые мужики. В мужской - с показом женской наготы. Для сравнения и оценки, как об"яснила экзальтированная девица.
Напомнил осторожно, чтобы, не дай Бог, не обидеть легковозбудимую хозяйку. Обидится - вспыхнет бенгальским огнем - не сразу погаснет.
- Гляди-ка, все запомнил... Может быть, записал? Впрочем, мне бояться нечего - твои проблемы... И как же ты собираешься использовать этот самый... отгул?
Услышит о желании навестить матушку, немедленно запылает и навяжется в попутчицы. Упомяни о назначенной школьным приятелем встрече - такая же реакция. Хозяйка обожает о ком-то заботиться, с удовольствием слушает доброе о себе мнение окружающих. Неважно, кто они: прислуга, охранники, почтальоны. Еще больше любит всевозможные развлечения - встречи с друзьями, веселое застолье, всевозможные представления.
Не говорить же о свидании с сотрудником ФСБ? Советов и инструкций - на полдня. Но дело не в советах - вдруг Вавочке придет в голову идея открыться отцу. Вот, дескать, какого интересного охранника-водителя себе прибомбила с чекистами встречается на равных, обсуждают разные проблемы.
Как воспримет Ольхов подобное известие? Не заподозрит ли предательство?
Пришлось сказать полуправду. Дескать, заболел отцовский приятель радикулит скрутил - попросил навестить, помочь отремонтировать легковушку. Расчет на то, что чистюля не захочет пачкать в машинном масле изнеженные ручки.
Так и получилось.
Девушка загрустила. Или сделала вид, что загрустила. Артистка, каких не найти в московских театрах!
- Ну, ежели попросили, да ещё больной человек, поезжай. Только, избави Господи, не на общественном транспорте. Измучаешься. Бери "фордик", - и тихо добавила. - Быстрей возвратишься...
Вот это подарочек, весело размышлял Родимцев, сидя за рулем черного красавца. Вместо того, чтобы толкаться в переполненных вагонах метро и автобусах, пошевеливай с показной ленцой баранкой, презрительно поглядывай на бесправных, утомленных пешеходов. А если к престижной иномарке добавить спрятанный под новенькой голубой ветровкой - очередным подарком заботливой Вавочки - "макарыч", вообще Бог. Или ближайший его апостол.
Первый бросок - домой. Проверить сохранность жилища, заодно позвонить Антону. Звонок из особняка Ольхова исключается, с уличного автомата - тоже не в цвет. Авось квартирный телефон не прослушивается.
Времени достаточно, поэтому Николай не торопился, аккуратно соблюдал правила дорожного движения, терпеливо выстаивал в многорядных пробках.
Бояться нечего. Вавочка и её отец, если им верить, сняли угрозу расправы, но Родимцев все же иногда окидывал подозрительным взглядом соседние легковушки и тротуар. Не высунется ли смертельное жало автомата?
Ничего особенного не происходило. Владельцы иномарок и родных машин беседовали со своими пассажирами, шутили, ругались, матерились и ухаживали. Женщины старательно поправляли макияж, отчаянно кокетничали с кавалерами или грызли мужей. На "фордик" и его водителя никто не обращал внимания.
Во дворе Николай поставил машину на детскую прощадку, между "опелем" и "фольксвагеном". Не покидая её, снова огляделся.
Обстановка вокруг родной, черт бы её прибрал, хрущебы не изменилась. Играют в футбол и в прятки неутомимые малолетки. Выгуливают собак престарелые пенсионеры. Азартно обмениваются свежими новостями, покачивая коляски с младенцами, мамаши. Судачат, провожая заинтересованными взглядами проходящих, старушки.
Скукотище! И - полная безопасность.
Запереть "фордик", поставить его под разрекламированную электроннуюю охрану - дело минуты. По водительски подбрасывая и ловя связку ключей, парень пошел к знакомому под"езду с разбитой дверью, упорно вцепившейся в одну единственную петлю. Будто утопающий в спасательный круг.
- Коленька, милый, возвернулся! - ликующе прошамкала баба-Настя, известная во всем квартале сплетница. - Кудай-то ты пропал, мальчишечка, мы уже стали беспокоиться. А тут ещё - несчастье с твоей мамашенькой... Где был, родной?
- В командировке.
- Далече ли?
Не отвечая, Родимцев ограничился многозначительным пожатием плечами. Дескать, коммерческая тайна за семью печатями, разглашать не имею права.
Вошел в под"езд, поднялся на второй этаж. После освобождения из колонии он поставил металлическую дверь с глазком - вместе с матерью наскребли по сусекам нужные для этого деньги. Сейчас постаревшая темнокоричневая винилкожа заляпана грязью - малолетки постарались, глазок разбит - это уже поработали не пацаны, бери выше. Кому-то не понравилось разглядывание "гостей".
В комнатах - устоявшийся запах какой-то плесени. На кухне - черная, обгоревшая кастрюля, в мойке и на столе разгуливают окончательно обнаглевшие тараканы. Короче - запустение. Николай настежь открыл защищенные решетками окна, передавил тараканов и присел к телефону.
Неожиданно аппарат ожил. Принялся выдавать звуки, отдаленно напоминающие деревенский набат.
Интересно, кому понадобилась одинокая женщина? Ведь звонивший не может не знать, что она одинока, что сын практически больше с ней не живет... Впрочем, вдруг Родимцеву отыскала школьная подруга, с которой они не виделись с детства.
Подумав, Николай снял трубку. Ничего не отвечая, подержал возле уха, вслушиваясь в таинственное щелканье, шелест, бормотание. Абонент тоже помалкивал. Даже дыхание не прослушивается.
- Слушаю вас? - не выдержал Родимцев. - Говорите!
Несколько минут - молчание, потом - губки отбоя.
Зря он так паникует, попытался успокоиться Николай, ошиблись номером либо развлекаются телефонные фанаты. Походил по комнате, бросая на тумбочку с аппаратом опасливые взгляды. Снова раздались призывные гудки и снова - с тем же результатом.
Кажется, вариант с ошибкой либо баловством можно отбросить. Кого-то интересует: дома сын Ольги Вадимовны или его нет? Кого? Если отбросить укрощенных Ольховыми бандюг и сыскарей, останется единственный пастух Бобик. Ради Бога, пусть резвится безгубый урод, пусть тешит прогнившую свою душу!
Выждав свободный промежуток между двумя звонками, Родимцев поспешно набрал заученный наизусть номер. Визитную карточку фээсбэшника он, на всякий случай, сжег. Лишняя улика, могущая заинтересовать того же всевидящего Бобика.