В пять утра Родимцев изнемог, а Симка, похоже, полна сил.
- Погоди, - высвободился он из её об"ятий. - Позвоню матери.
- Зачем будить? - удивилась девушка, пытаясь снова окольцевать парня. - Пусть спит...
- Мать? - удивился Николай. - Да она глазом не сомкнет, пока не убедится, что у меня все в порядке... Нет, обязательно надо позвонить.
- Ладно, звони.
Симка высвободила из-под одеяла голую руку и округлую нагую грудь, передала Родимцеву трубку радиотелефона. Тот принялся набирать знакомый номер, а она по садистки ласкала его тело, губами возбуждая соски, умело тиская живот. Опытная, лярва, про себя ругался парень, сбиваясь и снова начиная нажимать клавиши, не одного хмыря через себя пропустила, научилась.
Впервые за непутевый отрезок своей жизни он ощутил тошнотворное чувство ревности.
- Мама? Почему не спишь?
- Коленька? - измученный, переполненный слезами материнский голос не тронул сына. Не потому, что он - жестокосердечный садист, просто в этот момент рука девушки перебралась с живота ниже и сладостный туман наполз на сознание, выметая оттуда все другие чувства. - Где ты? Что с тобой, милый мальчик.
- Все... в порядке, мама... Жив-здоров... Пока. Позвоню позже, ладно?
И отключился. Девичья ручка принялась такое выделывать между мужских ног, что Родимцев поторопился прервать беседу с матерью. Резко повернулся и навалился на стонущую садистку. Радиотелефон упал на пол, вслед за ним скатилась подушка, измятая простынь...
* * *
Через три месяца после памятного освобождения из заключения друзья встретились снова. Не созваниваясь, не обговаривая времени и места встречи - случайно на станции метро "Площадь Революции". Тыркин сбегал по лестнице, Родимцев, наоборот, поднимался по соседней.
- Притормози внизу - сейчас спущусь! - успел крикнуть Николай.
Семка показал большой палец. Дескать, классно придумано, подожду. И раз"ехались: один на платформу, второй к выходу из подземки. Покупать снова дорогостоящий жетон Родимцев посчитал зряшной потерей времени и денег, проситься у дежурной не позволяло самолюбие. Оглядевшись, просто перемахнул через решетчатый барьер.
Семка, что-то перекладывая с места на место во вмесительной сумке, стоял, прислонившись к стене.
- Здорово!
- Привет... Как житуха?
Говорить особенно не о чем, но если уж повстречались, не играть же в молчанку?
- Ништяк. Обмываю в морге покойничков. Работенка не пыльная, на хлеб с квасом хватает. Наташка трудится в мэрии, перебирает бумажки... А ты устроился?
Признаться: нет, пока не нашел места - не хочется, ибо - унизительно.
- Пока - на перекладных: бери больше, бросай дальше...
- Не густо. Как с Симкой - состыковались?
- В цвете. Живу у нее. Познакомил с матерью, навещаем. Вроде, жизнь постепенно налаживается... Торопишься?
- Есть немного. Наташка попросила заглянуть на рынок, кое-что прикупить...
Помолчали. Лихорадочно искали тему для продолжения беседы. О жизни все сказано - не прибавить и не убавить, о друзьях-десантниках говорить надоело - у каждого своя жизнь и свои заботы.
- Звони.
- Нет базара.
Родимцев вышел к площади Свердлова. Торопиться некуда, возвращаться домой не хотелось, тем более - в квартиру Симки. Ибо их отношения складывались не самым лучшим образом.
Первые два месяца - сплошное блаженство, кайф: не успевали выбраться из койки, как спешили снова забраться в нее. До того раздолбали диван рассыпался, пришлось ремонтировать.
- Забеременяю, не боишься? - смешливо изогнув тонкую бровь, роняла девушка. - Подкину тебе пискуна.
- Подкидывай, - глупо улыбаясь, "разрешал" парень. - Семья без детей вовсе и не семья, не поймешь что. Поженимся...
- А вот это уже ни к чему, - брезгливо морщилась Симка, будто регистрация брака и венчание - страшное бедствие, типа землетрясения. Ежели вздумаем разбежаться, ни один штамп в паспорте меня не удержит... И тебя - тоже.
Николай согласно кивнул, хотя, внедренные старомодной матерью, представления о семье были у него совсем другие. Рожденные в браке сын или дочь - законные дети, прижитые без регистрации - фактические сироты. Но спорить, доказывать свое ему не хотелось. Ничего страшного, жизнь покажет, кто прав. а кто неправ...
Третий месяц сожительства будто подменил Симку. Она сделалась раздражительной и требовательной. Николай все больше и больше времени проводил у матери. Возвращался вечером, молча переобувался и проходил в комнату.
- Нашел работу? - сухо спрашивала любовница.
- Пока - нет, - односложно, заставляя себя извинительно улыбаться, отвечал парень. - Образования у меня, сама знаешь, никакого, три курса инженерно-строительного никого не интересуют. Не идти же мне грузчиком?
- Меня это не колышет! Грузчиком, подсобником - кем угодно. Мужик обязан содержать семью. Женское дело - готовить еду, стирать, убираться, обслуживать в постели... Разве я плохо все это делаю?
- Хорошо...
- Вот и обеспечивай. Мне на один макияж и духи нужно пару сотен.
- Не грабить же мне по ночам прохожих!
- Твои проблемы, Коленька. Учти, мое терпение лопнуло, заявишься завтра без денег - не пущу, отправляйся к матери, она и без денег примет...
И не пустила же! Когда в восемь вечера Родимцев с трудом забрался на пятый этаж и позвонил в знакомую дверь, ему ответило молчание. Раздраженный, уставший до боли в ногах - целый день бегал по друзьям и родственникам, выпрашивая в долг - он минут десять не отпускал кнопку звонка.
Наконец, заскрипела внутренняя, деревянная, дверь.
- Принес?
- Да...
- Сколько?
- Двести рублей.
- Кошке на молоко. С такими деньгами ни одна проститутка не примет, а я - честная женщина. Принесешь сто баксов - пущу на пару ночей.
.
Хлопнула дверь. Завизжала отброшенная на свою подстилку такса.
Родимцев, поливая Симку сгустками злого мата, поплелся к матери.
Через неделю он все же собрал требуемую сумму. Врал напропалую: врач-жулик требует предоплаты, иначе отказывается лечить; на дорогостоящее лекарство; рэкетиры наехали, не отдашь сотню баксов - убьют; предлагают хорошую работу, но за устройство нужно платить. Щедро обещал непременно возвратить долг - завтра, послезавтра, в крайнем случае - в течении недели. Знал - не отдаст вообще, плата за вход в рай - единовременная, для того, чтобы "прописаться" постоянно потребуются дополнительные иньекции.
С трудом собрал двести баксов. Увилев ихз в дверной глазок, Симка впустила его в квартиру... На три дня. Потом повторялось прежнее.
Постепенно возможности Николая подошли к концу. Мать выгребла со сберкнижки все свои сбережения, родственники избегали встреч с племянником, знакомые отвечали отказами. Исчерпаны причины "займов", никто больше не верит ни в лечение "страшных" болезней, ни в угрозы мифических бандитов.
А любовное тяготение превратилось в настоящие мучения. И днем, и, главное, по ночам Родимцев тосковал по сладким ласкам Симки, будто наяву ощущал рядом с собой её нагое тело. Симка стала для него нечто вроде наркотика для наркомана.
Однажды, промаявшись целых две недели, Николай понял: остается единственный выход: либо грабежи, либо рэкет. Боязнь возмездия поблекла. Разлука с любимой девушкой, по его мнению, гораздо страшней милицейских наручников и вонючих камер следственного изолятора.
Да и почему обязательно именно он должен попасться? Все жильцы четырехпод"ездной "хрущебы" отлично знают, что Витька по кликухе Хвощ из сорок восьмой квартиры - самый настоящий вор. И не только соседи или пострадавшие, но и участковый, с которым не раз Витьку видели. Обоих поддатыми. И вот не арестовывают же его - живет ворюга в свое удовольствие!
Первая "ходка" намечена - к хозяину распивочной, толстому не то армянину, не то грузину. Выбрал это заведение Родимцев по двум причинам. Первая - на другом конце Москвы, там, где новорожденного рэкетира никто не знает. Вторая - распивочная работает круглосуточно.