Влад записывал всё прочитанное в память компьютера, ведь тончайший, благодаря телелинзе, лазерный лучик, снимая информацию, прожигал невидимую дырочку вглубь кругляша – второй раз то же самое с него не посмотришь. Но Рощин и не собирался пересматривать этот бесконечный документальный фильм. Теперь он задумался об увеличении скорости записи и программе распознавания. Нет, не образов – действий. А именно – ковыряния в земле лопатой или чем-нибудь ещё. Клад-клад-клад! Чтобы не торчать перед экраном как прикованный, а выбирать только конкретные любопытные моменты.
– А если распиливать эту деревянную «таблетку» на две половинки и начинать расшифровывать от сердцевины ствола? – вслух размышлял Влад. – Тогда я сразу скакну в далекое прошлое, и всё будет идти, так как надо – в нормальной последовательности. Разговоры тотчас станут понятны. Не надо будет потом перекраивать запись. Кстати, тогда смогу настроить поиск и по ключевым словам. Обалдеть! Услышу настоящую древнеславянскую речь. И римскую. Любую! Лишь бы нашлось подходящее дерево. Найду! В какой-нибудь заброшенной деревеньке выберу избу постарее… Или попробовать икону? Или крест на забытой могиле? Или мебель? Сохранилась там память?
Не откладывая в дальний ящик, Рощин побежал в другую комнату и принес венский стул. В запале он оторвал от него ножку, соскоблил ножом остатки лакировки и поместил кусок бывшей мебели под невидимый, но наверняка светлый луч аппарата. Отложенная в сторону дубовая таблетка дожидалась своего часа.
– Интересно, где брали дерево для этого стула? – пробормотал Влад и спросил сам у себя: – В какой роще, товарищ Рощин?
На экране – чернота, в динамиках – молчание. Художник максимально прибавил звук. Послышалось быстрое сопение, шум ветра и громко «иеас!» А через секунду – «ма!» и частая глухая барабанная дробь. На экране мелькнула живописная тень.
– Так это ж кобыла! – воскликнул товарищ Рощин. – А что такое «иеас», мы мигом расшифруем!
Через десять минут на мониторе замигал значок, что исследование завершено и запись закончена. За все это время на экране удалось рассмотреть лишь густой кустарник и услышать в динамике крик «а-а!».
– Быстро мы со стулом закончили, – удовлетворенно хмыкнул Влад, заново включая, только что сделанную запись на замедленной скорости, добавив резкости и света.
Деревья, действительно, видят ночью, так же как и днем. С одним лишь условием – на небе должна быть луна или, чтобы её отблеск хоть на луже попадал в заветный круг. Или какая-нибудь свечка, фонарь и тому подобное. Тогда можно добавлять яркость и чёткость изображения практически до идеала. В сюжете, добытом из ножки старого стула, даже спичкой никто не чиркнул. Пришлось довольствоваться тем, что есть. Тем более что звук расшифровался великолепно, без лишних усилий. Судя по беготне и крикам: «Не сбежишь, скотина!», «Айда! Айда!» и «Мамочка!» – двое лихих людей преследовали свою жертву. Купца или помещика. Силуэт лошадиной головы один раз показался и пропал – всадника в седле не было. Значит, каким-то образом злодеи сшибли его с коня и догоняли пешим порядком. Завершающие погоню громкие удары с чавканьем говорили ясно – ночного всадника забили топорами или дубинами. На этом запись обрывалась.
– Убийство, – прошелестел Рощин. – Я стал свидетелем убийства, совершенного сто лет назад. Или двести… Лиц, кроме морды коня, не заметил, – видно эта «ножка» росла метра два над землей, но по голосам я бы опознал этих разбойников!
Он вдруг вспомнил увиденное еще утром объявление о пропаже девочки, подвинул к себе ноутбук и влез в мировую сеть. Уже среди первого десятка новостей Петербурга Влад увидел поминальное сообщение: «Тело несчастной полиция нашла в саду Патриотического женского института…»
– В саду! – шёпотом воскликнул Влад. – Это же здесь – на Большом, совсем недалеко! – Он дочитал заметку – насильник и убийца в розыске. План-перехват, как и всегда, ничего не дал.
Рощин хорошо знал это место. Почти полное каре невысоких солидных зданий на Большом проспекте с углов замыкала каменная ограда, а с одной длинной стороны чугунная решётка. До революции это, видимо, было приличным местом, а потом там поместили какой-то техникум, который, правда, Влад не застал. А застал он постоянную реконструкцию, ломку старого и неизменно мотающиеся по ветру листки ученических тетрадок и кипы отсыревших классных журналов в подвале полуразрушенной домовой церкви. Еще в студенческие годы он иногда туда забредал вместе с однокурсниками из академии художеств. И с однокурсницами по весне тоже забредал. На этюды. Чугунную ограду какой-то деятель сразу после начала реконструкции увез к себе на дачу, поэтому тихое местечко для приятного времяпровождения стало доступно круглосуточно.