— Прошлой осенью я слушала факультативный курс, — продолжала Гейл. — Гамлет, Эдуард Восьмой, Ричард Никсон. Мы обсуждали их роковые недостатки, и я не могла удержаться от того, чтобы не попробовать применить всю эту теорию к своей матери. Вопрос стоял не кто ее убил, а почему. В чем заключался ее роковой недостаток? — Она подалась вперед. — Все говорят, что мама была доброй, милой, хорошей и красивой, и я — вылитая ее копия. Так вот, на самом деле идеально хороших и милых людей не бывает. Я не такая, и мама тоже не была такой.
Значит, светлая голова?
После убийства Дженни Уайтхед остался миллион вопросов, не нашедших ответов, но все они строились на предположении, что в тот промозглый майский вечер жертвой жестокого убийцы стало воплощение чистоты и невинности. Тем не менее в предшествующие месяцы безответная страсть к Джеду Уайтхеду дала мне возможность особенно отчетливо разглядеть все недостатки Дженни — их у нее было немало. Я втайне собирала ее недостатки и злорадствовала над ними, словно скупой, перебирающий свое золото. Господь свидетель, меня терзало чувство вины, когда я увидела окоченевшее тело Дженни в гробу, блестящие черные волосы, рассыпанные по розовой атласной подушке, глаза, закрытые навечно; однако раскаяние, стыд и молитвы о прощении не смогли смыть вопрос, который теперь мучил Гейл.
— Говорят, каждый человек носит в себе семена своего собственного разрушения, — сказала Гейл.
— По-моему, это высказывание — лишь отговорка с целью переложить вину в совершенном преступлении на жертву, — заявила я таким тоном, словно уже стала судьей.
— Маме было только двадцать два года! — страстно воскликнула Гейл. — Всего на четыре года больше, чем сейчас мне. А что если я на самом деле похожа на нее?
— Никто не собирается тебя убивать, — успокоила ее я.
И снова я сказала не то, что нужно, и Гейл нетерпеливо отмахнулась от моих слов.
— Дебора, я уже почти не ломаю голову над тем, кто убил маму. Теперь мне кажется, что если я узнаю лишь, почему это произошло, возможно, этого окажется достаточно. Когда я спрашиваю, какой была мама, меня треплют по плечу или рассказывают еще одну сказку на ночь. Ты ее знала, в Коттон-Гроуве ты знаешь всех. И я не прошу тебя заняться этим бесплатно. Я могу распоряжаться деньгами, которые оставил мне дедушка Пул. Так вот, если потребуется, я готова потратить их до последнего цента, лишь бы только узнать, какой именно была моя мама, раз кто-то счел необходимым ее убить.
Когда я позвонила Джеду и сказала, что Гейл полна решимости идти до конца, ему это не понравилось. Совсем не понравилось.
— Она такая же упрямая, как и ее мать, — наконец сказал он, однако его голос смягчился. — Дженни ведь тоже всегда стояла на своем, правда?
— Джед, ты только скажи, что ты от меня хочешь, — нетерпеливо сказала я. — У меня сейчас и своих забот хватает. Ничего этого мне не нужно. Если ты хочешь, чтобы я ответила Гейл «нет», я так и поступлю.
Джед вздохнул.
— Нет, полагаю, будет лучше, если мы поступим так, как она хочет. — Он снова вздохнул. — Уж лучше ты, чем какой-нибудь настоящий детектив.
4
Все мои беспокойные друзья уже остепенились
Штат Северная Каролина разместил управление уголовной полиции в здании бывшей школы для слепых, расположенной на Старом Гарнерском шоссе в южной части Роли. Кое-кто из нас любит напоминать сотрудникам управления об этом.
Когда я в пятницу около пяти часов вечера без предварительной договоренности заявилась в кабинет специального агента Терри Уилсона, тот откинулся на спинку крутящегося кресла, натянул на свое крупное некрасивое лицо приторную улыбку и протянул:
— О, смотрите-ка, кто к нам пожаловал! Ты хочешь услышать какую-нибудь забавную историю? Мне сказали, ты метишь на место судьи.
— Не-ет. Живодера.
Я постаралась остаться серьезной, но мое лицо помимо воли также растянулось в улыбке. Терри неизменно оказывает на меня такое действие. Даже когда я на него очень злюсь, надолго меня все равно не хватает. Он бросает на меня невинный взор карих глаз, кончик его длинного носа начинает морщиться, и, прежде чем я успеваю опомниться, меня раздирает смех.
Шесть лет назад был момент, когда я всерьез подумывала о том, чтобы выйти за Терри замуж, потому что жизнь вместе с ним обещала быть такой чертовски веселой. Этот момент прошел, потому что между нами и алтарем в баптистской церкви Суитуотера стояли три препятствия: во-первых, Терри в то время работал в специальном подразделении по борьбе с наркотиками, а, как уже успели выяснить первые его две жены, из сотрудников специального подразделения по борьбе с наркотиками мужья получаются неважные; во-вторых, Терри ясно дал понять, что на первом месте всегда будет его сын Стэнтон; и в-третьих, я так же ясно дала понять, что не соглашусь на вторые роли и не уступлю первую никому — ни Стэнтону, который, по правде сказать, мне очень нравился, и уж тем более ни работе.