Нолли начала молиться, но сердце Петера было далеко. Да, он вырос в христианской семье и играл на органе в церкви, но в глубине души он считал, что религия предназначена для пожилых людей, особенно женщин. Религия была не для него. Во всяком случае, не в его восемнадцать лет.
Когда они спустились вниз, офицеры окружили Петера по бокам и увели его без дальнейших обсуждений.
В полицейском участке его отвели в холодную, серую комнату для допросов. Один за другим различные немцы – скорее всего, гестаповцы – снова и снова задавали ему одни и те же вопросы. Очевидно, они считали его важным оперативником Сопротивления, возможно, даже лидером. Пока он обдумывал свою ситуацию в перерывах между вопросами, он услышал нечто невероятное: снаружи уличный музыкант играл тот самый знаменитый голландский гимн. Измученный парень мысленно пропел слова к звучащей мелодии:
Вошел другой офицер, нарушив кратковременную передышку Петера, и отвел его во вторую комнату для дальнейших вопросов. Потом еще один. Наконец охранник выпустил его в маленький дворик, который, по-видимому, был внешней камерой предварительного заключения. В углу сгрудились несколько евреев в окружении немецких охранников. Через некоторое время подъехал грузовик, и всем было приказано сесть в кузов. Когда Петер занял свое место, вошел молодой офицер и объявил, что того, кто скажет хоть слово, застрелят.
Они без происшествий прибыли в пункт назначения – Амстердамскую тюрьму, и Петер получил свое личное имущество: одеяло, чашку, вилку и ложку. Затем его отвели в маленькую камеру, в которой находились еще двое: подрядчик, обвиняемый в шпионаже, и гангстер, арестованный за кражу со взломом. «Умный Мэлс», как его называли сокамерники, регулярно демонстрировал свой талант профессионального преступника, воруя хлеб по всей тюрьме, когда их выпускали прогуляться по территории. Позже Петер узнал, что он прожил тяжелую жизнь, более трети которой провел за решеткой.
В среду утром, когда Корри и ее отец устанавливали в мастерской верстаки, в комнату ворвалась Коки.
«Опа! Тетя Корри! Они пришли за Петером! Они забрали его!»
Коки не знала, куда увезли Петера, и только в субботу Корри выяснила, что он был заключен в тюрьму в Амстердаме.
Две недели Корри ждала и волновалась. Никаких известий о Петере не поступало, наоборот – произошла еще одна неприятность. Однажды вечером, незадолго до наступления в восемь вечера комендантского часа, она услышала стук в дверь. Она открыла и увидела женщину в меховом пальто – необычном облачении для лета – сжимающую в руках чемодан.
«Меня зовут Клеермейкер», – сказала женщина. – Я еврейка». Корри пригласила ее войти и представила своему отцу и Бетси. История госпожи Клеермейкер прозвучала очень знакомо. Несколько месяцев назад арестовали ее мужа, сын ее прятался. Раньше семья владела магазином одежды, но СД приказала ей закрыть его, и женщина боялась возвращаться в свою квартиру, которая находилась прямо над магазином. По ее словам, она слышала, что семья тен Бумов давно поддерживает евреев.
«В этом доме, – подтвердил Опа, – Божьим людям всегда рады».
«У нас наверху есть четыре пустые кровати, – добавила Бетси. Ваша проблема будет заключаться исключительно в том, чтобы выбрать, в какой из них спать!»
Две ночи спустя, тоже около восьми вечера, Корри услышала еще один стук в дверь магазина. Она открыла и обнаружила пожилую еврейскую пару, напуганную до смерти, держащую в трясущихся руках свои последние пожитки. Они рассказали ту же историю, и Корри приютила их.
Она знала, что поступает опасно и буквально рискует жизнями своих близких. У тен Бумов теперь укрывались три еврея, а их Бейе располагался всего в полуквартале от полицейского управления Харлема. На следующий день она навестила Виллема и попросила совета и помощи. Она рассказала ему о евреях и спросила, сможет ли он найти для них укромное место где-то за городом.
«Сделать это становится все труднее, – ответил брат. – Люди остро ощущают нехватку продовольствия, даже на фермах. У меня все еще есть адреса проверенных людей, несколько. Но они никого не возьмут без продуктовых карточек».
«Без продуктовых карточек!? Но евреям не выдают продовольственных карточек!»
Виллем на мгновение задумался. «Я знаю. И продовольственные карточки нельзя подделать. Они слишком часто перевыпускаются, и подделку слишком легко заметить».