Свое «ite missa est»[60] поп произнес почти беззвучно, но получил громкий ответ.
«Бе-е-е, бе-е-е», — подбодрив самого себя, ягненок, покачиваясь на неверных ножках, вошел в дверь, но через пару шагов почтительно остановился. Он бессмысленно таращил невинные глаза, тыча влажной мордочкой в каменные плиты, потом недовольно помотал головой, явно не одобряя этого странного пастбища без травы, и наконец улегся, подогнув под себя ноги, и принялся слизывать выступившую на стене селитру.
Никому не было до него дела. Старухам и в голову не приходило его прогонять: это ведь был агнец Божий, дружок маленького Иисуса; Шати, которому все это вообще пришлось чрезвычайно по душе, с удовлетворением посасывал мизинец.
Поп осенил широким крестом все собрание: Шати, старушек, ягненка и жука. Перепало и мне — я принял благословение, сидя на последней скамье и с трудом подавляя зевоту. Да, что ни говори, ранние вставания — не для меня.
Тетушки протерли глаза и, уповая на грядущее спасение, одна за другой приложились губами к кресту («изготовлен в 1892 году Вероникой Мочар во имя спасения страждущих в чистилище»), с которого давно стерли краску покаянные и богобоязненные поцелуи запекшихся старческих губ. Шати убирал видавшую виды фелонь в ящик комода, я же тем временем разглядывал кадильницу, выполненную в раннем романском стиле, — место ей, безусловно, было в музее; будь приход чуточку побогаче, ее наверняка давно бы уже выбросили и заменили кадильницей из нейзильбера, — и тут в ризницу робко заглянула ладная, румяная молодайка, что называется, кровь с молоком. Одета она была красиво и опрятно: черная кофта, на голове — белый шелковый платок, на ногах — кожаные туфельки без всяких бантиков, какие пристало носить уважающей себя женщине. Ножки у нее были нежные и белые — им явно не доводилось увязать ни в дорожной грязи, ни в раскаленном песке на кукурузном поле. Красивые, стройные ножки, не знавшие колючей стерни. Она была очень недурна, со своими ямочками на щеках, хотя и несколько странновата. Глаз я не мог разглядеть, так как стояла она потупившись, но верхние веки казались тяжелыми, как у старых итальянских Мадонн; во время разговора она клонила голову набок и становилась немного похожа на кудахчущую наседку.
— Слава Иисусу. Ваше преподобие, поскорее берите святые дары да приходите к нам: Матяш Бера помирает.
— Кто? — опешил поп. — Бера Банкир? Да я разговаривал с ним всего час назад, когда заходил за Шати. Он сказал, что идет к вам прочищать колодец.
— Так оно все, голубок, и было, — женщина отерла большим пальцем уголки рта, — у нас-то беда и приключилась. Сомлел он в колодце, али что, насилу поняли, что кричит он, мол: «Тягайте меня обратно, люди!» А как поняли, так зараз и вытягали, глядь — а у него уж вся рубаха в крови и из носу кровь так и льет. Ни жив ни мертв был, бедняжка, а как в дом внесли, так он уж ручкой еле мог пошевелить, а язык и вовсе не ворочался. Тут я и надумала: приведу-ка по-быстрому попа, может, успеет соборовать. Я и куму звонарю сказывала, чтобы звонил по покойнику.
Тут в самом деле раздался надрывный колокольный звон — аккомпанемент предсмертным терзаниям. Поп поспешно натянул стихарь, а епитрахиль протянула ему женщина, видно было, что она здесь вполне своя.
Я не спускал с нее глаз, наблюдая, как она движется, как поводит плечами, как изгибает стан. Чтобы понять, кто она такая, не надо было быть сыщиком Лекоком[61]. До времени ставшая церковной крысой Мари Малярша собственной персоной, настоящее имя — Мари Визханё, жена Андраша Тота Богомольца. Ну, Мари, душа моя, ты прославилась в качестве натурщицы, но даже представить себе не можешь, какая слава ожидает тебя в качестве героини романа. Ты способна дать пищу для размышлений, не то что твой пышноусый старец! Во всяком случае, теперь мне известно, на чьей совести смерть художника!
Поп тем временем надел шляпу и в некоторой растерянности обернулся к Шати, который таращил глаза, стоя в дверях. Волнение его сказалось лишь в том, что теперь он сосал палец, громко причмокивая.
— А ты, малыш? С тобой-то мне что теперь делать?
Глаза у Шати заблестели, он вынул палец изо рта.
— А… а… а… колокольчик взять можно?
— Можно, сынок. — Поп отвернулся.
Мари Малярша отерла слезы уголком платка. (Тут я наконец увидел, какие у нее глаза. Они оказались черными, пресловутый «черный глаз», хотя с эстетической точки зрения такие глаза как раз наиболее безукоризненны.)
61
Сыщик Лекок — герой детективного романа французского писателя Эмиля Габоцо «Мосье Лекок» (1869).