Кстати, в облике доктора было еще кое-что от кайзера Вильгельма: необычайно суровый, строгий взгляд. Вскоре я понял, что причиной тому было полное отсутствие ресниц.
— Приветствую вас, милорд! — он издалека протянул мне руку, другой рукой вставляя в глаз монокль, стеклышко не хотело держаться само, и доктору приходилось все время его придерживать. — Искренне счастлив видеть в этом богом забытом месте истинно культурного человека. Балканы, Азия, доложу я вам. Да что Азия? Какой-нибудь деревенский аксакал в Ташкенде интеллигентнее нашего премьер-министра.
Я скромно представился и вежливо ответил, что тоже очень рад. Там, где есть такие прекрасные культурные люди, как его преподобие, господин нотариус и господин доктор, жаловаться грешно.
— Эх, мосье, — он с горечью махнул рукой, — и об этом я мог бы много вам порассказать.
Дабы предупредить всяческие разоблачения, я поспешно откланялся, сказав, что меня, должно быть, уже заедались к обеду.
— Пойдемте вместе, минхер. — Доктор поднял свой велосипед. На прощание он пожал руку Мари Малярше. — Значит, это мы с вами еще обсудим, господина!
Женщина ничего не ответила, только прижала к себе Шатику с такой нежностью, что мне сразу вспомнилась Мадонна, отправленная Фиделем на чердак. Она должна быть очень хороша, если Турбок изобразил ее такой, да еще с маленьким Иисусом на коленях! Ибо Шатика был слишком чумаз для вифлеемского младенца.
Доктор жил неподалеку от нотариуса, домик его, выкрашенный желтой краской, стоял посреди густого сада. Здесь росли, помимо прочего, и оливы, пропитавшие своим ароматом всю деревню. Окна в домике были затянуты сеткой от комаров, на одном из них красовался градусник, на другом — «ведьмино» зеркальце: не выходя из дому, можно было видеть всю улицу от начала до конца, со всеми прохожими, квохчущими курами, гусями, щиплющими одуванчики, и поросятами, копошащимися в канаве, — ничего иного эта игрушка, предназначенная для дворцовых башен, и не могла показать. Но культурный человек даже в преисподней остается верен себе.
— Доставьте мне удовольствие, зайдите на минутку, пане председатель. Позвольте предложить вам аперитив.
Я с содроганием подумал об имбирной палинке и абрикосовой эссенции. Но не мог же я нанести оскорбление культуре отказом переступить ее порог. В конце концов, деревня не страдает переизбытком духовной жизни, а посему игнорировать доктора не стоит. Особенно если учесть, что он может дать богатую пищу для блокнота «Т. I». Что ж, отведаем и этого змеиного яда!
В прихожей на подзеркальнике стояли традесканции в горшках, в маленькой столовой, куда я был приглашен, — аспидистры. Доктор, по-видимому, любит природу. Пианино, старомодный граммофон с трубой — доктор, по-видимому, любит музыку. На стенах множество картин в самодельных рамках, выпиленных лобзиком, тут и акварель, и масло — постойте-ка, где-то я видел на днях такое же дилетантство? Ну да, конечно, в церкви, именно в таком стиле намалевана голова Святого Роха. Тут, правда, нарисованы не святые, но по сути — все то же самое. Здесь изображены сплошные юные девицы. Даже не девицы, а одна девица — голубоглазая, белокурая, где в шляпке, где в платочке, а где с пучком. Рот чуточку великоват, возможно, потому, что на всех картинах она смеется. Ставлю дутый бронзовый браслет, что она окажется приемной дочерью доктора!
И все-таки я слегка вздрогнул, когда доктор обронил, указывая на картины и впервые опустив иностранное обращение:
— Моя приемная дочь!
Так, пришел черед «змеиного ликера». До сих пор разговор о приемной дочке повсюду сопровождался палинкой. Отныне каждый раз, как увижу сироту, моему внутреннему взору будет представать стопочка палинки.
Но я напрасно боялся. Доктор сообщил, что, вернувшись из плена, стал противником алкоголя, а там, за границей, даже состоял гласным ложи Добрых тамплиеров[78].
— Зато в плену у татар научился готовить такой аперитив, по сравнению с которым тот нектар, что пили на Олимпе, — жалкая кислятина. Отведайте, эфенди.
78
Масонская ложа, основным направлением деятельности которой была борьба с алкоголем. Создана в Нью-Йорке в 1851 г.