— Вот это, братцы мои, землица так землица! Жалко, господь бог больно глубоко ее засунул. Как станем ямы закапывать, сверху насыплем.
Тут Андраш внезапно замолк; с поля донесся звон колокольчика, к нам приближались Мари и Шати. Едва красный платок мелькнул вдали, словно мак среди пшеничных колосьев, Богомолец онемел. Так было всегда, когда появлялась его жена: без единого слова брал он у нее из рук салфетку с хлебом или горшок с супом, опустошал и так же безмолвно возвращал. Жена сидела прямо против него, поджав под себя ноги, и либо смотрела в пространство, либо плела для Шати венок.
Сегодня, однако, она была разговорчивее обычного, хоть и говорила сквозь зубы.
— Была я у господина нотариуса.
Андраш не поинтересовался зачем. Молча хлебал суп.
— Он обещался помочь с сироткой. Только в бумаге надобно сразу указать, на чье имя его запишем:) на мое али на ваше.
— Мне энто без надобности, — сурово ответил Андраш, глядя на жену исподлобья. По глазам было видно, что он не прочь кое-что добавить, но сдержался и проглотил слова вместе со здоровенным ломтем хлеба.
Мари пожала плечами, взяла горшок и спустилась к воде. Ополоснув его и наполнив водой, она вернулась к мужу.
Горшок пошел по рукам, словно чаша для питья, женщина тем временем оглядела себя со всех сторон и принялась отряхивать с юбки налипшие колоски, овсюга. Что ж, подожду и я, вернемся в деревню вместе, нам есть, о чем поговорить.
Но когда горшок наконец вернулся к Андрашу и он насухо вытер его лопухом, уйти оказалось совершенно невозможно, потому что поднялась ужасная закружиха. (Странное название, немного языческое, но, пожалуй, такую жуткую погоду иначе не назовешь. Этот деревенский язык столь же прилипчив, как и пештский, хотя и не так хорош.)
Метеорологические прогнозы всегда сбываются, просто всему свое время. Вот и теперь сбылось предсказание трехлетней давности, причем грозовой шквал налетел так внезапно, что даже прибрежные ласточки не успели опомниться, между тем как это их прямая обязанность. Сначала поднялся вихрь, закрутив на дороге столб пыли, не ниже колодезного. Марта Петух, разумеется, тут же швырнул в него лопатой: всем известно, что вихрь поднимает ведьма, и если прицелиться как следует, можно ее прибить, тогда в песке останется капелька крови — однако и это не помогло. Из-за Тисы украдкой взобралось на небо маленькое облачко, не больше парусинового холста, на котором сушат пшеницу, на него тут же набросился ветер, раскатал, растянул по всему небу, словно саван. Внезапно стало темно, а ветер, покончив с делами на небесах, огромной птицей слетел на землю и принялся раскачивать крыльями кроны деревьев, ногами взметая песок до небес. Вырванные из земли и сцепившиеся друг с другом кусты перекати-поля неслись по дороге, как бешеная волчья стая. В вышине свистел, завывал, хохотал и стонал дьявольский орган; за облаками сперва как будто катали огромные бочки, потом кто-то встряхнул гигантскую котомку с орехами, небо рассек огненный хлыст; сильно громыхнуло, и наконец разверзлись хляби небесные: капель не было, дождь хлынул стеной.
Мужики разбежались кто куда и попрятались под нависшим крутым берегом, под кустами, как ни заверял их кум Бибок, что «вода — она всюду вода». Сам он, впрочем, тоже мокнуть не собирался, а потому быстренько сорвал с себя то немногое, что на нем было надето, запихал одежонку в соломенную шляпу с широченными полями и уселся по плечи в поросшей камышом луже, громко оповестив всех: по нему, дескать, пусть льет хоть до вечера, теперь уж он не промокнет. На холме остались только я да Мадонна с ягненком, инстинктивно прикрывшая голову подолом синей перкалевой юбки, как будто это могло помочь при таком потопе. Я оглянулся в поисках укрытия. Неподалеку от холма, по ту сторону дороги, примостилась деревянная развалюха, она же — саперная будка. (Под саперами здесь следует понимать не военных, а дорожных рабочих.) Я подхватил Шати на руки, укутал его своим парусиновым плащом и крикнул Мари:
— Бегите за мной!
Едва мы добежали до развалюхи, в небесах начался настоящий ураганный огонь. Небосвод был объят пламенем и трещал, словно собираясь обрушиться на нас. В довершение ко всему Шати непрерывно пищал, как кошка, которой отдавили хвост: