Пока же дело идет к тому, что персонажи мои, кстати, за исключением Турбока, все еще безымянные, того и гляди, окончательно сбросят мои путы. Героиня, к примеру, должна была являть собой воплощенную невинность, именно ее эфемерность должна была пленить героя; Однако кое-какие ее слова и жесты, безусловно, обличают натуру вполне плотскую. Это бы еще куда ни шло — по моим наблюдениям, мужчины преклоняют колени перед холодным мрамором только в надежде когда-нибудь вдохнуть в него жизнь. Несравненно хуже то, что Андраш Тот Богомолец — до сих пор именуемый в романе «Крестьянин» — оказался типом чрезвычайно упрямым и своевольным. Он воплощает грубую силу и классовую ненависть, а потому неудивительно, что я едва с ним справляюсь. Он порывался прикончить художника уже на двадцатой странице, но я успел схватить его за вихор и оттащить в камыши. Надо сказать, что Крестьянин имел обыкновение рыбачить на болоте и ненавидел художника не только потому, что тот отбил у него жену, но и потому, что видел в нем одного из тех городских господ, что хотят осушить болота и развести на их месте огороды; паприка ведь куда более доходна, чем гольцы или черепахи. Вот потому-то мне и пришлось уволочь его с двадцатой страницы в камыши, в общество выпей и головастиков. Там ему придется проторчать страниц этак сто восемьдесят, после чего он будет отпущен на все четыре стороны. К этому времени Воплощенная Невинность станет настоящей дамой, писанные с нее портреты принесут ее мужу золотые награды в Мюнхене, в Париже и в Риме, а сама она станет победительницей на конкурсе красоты в Ницце, там же судьба сведет их с неким венгерским графом; он будет сопровождать нашу пару до самой деревенской резиденции и возьмет с собою молодого гусара, чью ругань невозможно слышать без содрогания. И вот однажды эта замысловатая ругань долетит до ушей женщины; ничего подобного она не слыхала с тех пор, как оказалась в кругу господ, говорящих тихими голосами. Взыграют воспоминания юности, и она немедленно втрескается в гусара. Гусар попытается отругнуться от стареющей женщины, но в конце концов падет жертвой ее нежного сопротивления. Местом встреч они изберут маленький островок — все, что сохранилось от былых камышовых зарослей, теперь туда никто носа не кажет, ибо это — владения одичавшего Крестьянина, у которого в целом мире больше ничего не осталось. И вот как-то раз он застает влюбленных, но вместо того чтобы сразу пришлепнуть их веслом, быстренько плывет к художнику и приносит ему известие: на острове, мол, белая лебедица спаривается с диким гусаком, стоит их поглядеть. Художник, не распознав в старом оборванце былого молодцеватого рыбака, хватается за ружье. Гребут к острову. Лодочник раздвигает камыши веслом: вот, сударь, полюбуйтесь, что за чудо природы. Художник, вскрикнув, стреляет в белую лебедицу, попадает ей прямо в сердце и хочет застрелиться сам, но тут Крестьянин распрямляет спину и хватает его за горло: стой, собака, тебе судьба умереть от моей руки!