Почти каждый день я совершал долгие прогулки по лесам Нурмарки. А однажды, доехав на поезде до Финсе, пересек плоскогорье Хардангервидда, спустился в Аурландсдален и из Флома поездом вернулся домой. Я любил ездить на поезде, любил изучать лица пассажиров, и мне было приятно думать о всякой всячине, глядя на мелькавший за окном ландшафт. Гимназия закончена, и через несколько дней я получу аттестат с «четверкой» по физкультуре и «шестерками» по всем остальным предметам. Мне нечем было заняться, я мог совершать сколько угодно дальних прогулок и кататься на поезде. Отец должен был содержать меня до пятнадцатого сентября.
Бродя в одиночестве, я всегда имел наготове карандаш и блокнот. Во время таких прогулок я особенно любил размышлять о всевозможных вещах. Мои мысли были постоянно чем-то заняты, на ходу мне сочинялось лучше, чем дома, в кресле. Шиллер говорил, что, когда человек играет в театре, он свободен, ибо только там он следует своим законам. Шиллер знал, о чем говорил, но эту перспективу всегда можно перевернуть вверх ногами: мыслями и идеями легче играть, бродя по Хардангервидде, чем час за часом меряя шагами пространство между четырех стен, подобно пленнику любого спального района в большом городе. Было и еще кое-что: Метр в основном сидел в квартире. Он мог, разумеется, показаться и в городе, но редко случалось, чтобы он объявился в лесу или на Хардангервидде.
На просторе моя мысль работала быстрее и лучше, там у меня без конца рождались новые сюжеты. Дома я хранил большой каталог и целое собрание сюжетов для новелл и романов, пьес и сценариев. Лучшие идеи я перепечатывал на машинке и подшивал в папки. После этого я уже почти никогда к ним не возвращался.
У меня по-прежнему и в мыслях не было воплотить какую-нибудь свою идею в законченное произведение. Моим хобби, можно даже сказать капризом или прихотью, оставалось «высиживание» лихо закрученных сюжетов. Некоторые люди собирают монеты или марки. Я собирал собственные мысли и рожденные моей фантазией сюжеты.
Как-то раз пришедшая ко мне девушка начала листать одну из папок. Она сняла ее с полки в кабинете и принялась читать вслух мои записи. Я не оставил ее на ночь, она получила только пиво с яичницей. С тех пор мои папки надежно хранились под замком в двух шкафчиках под книжными полками в гостиной.
Когда я спускался в Аурландсдален, мне в голову вдруг пришла одна мысль. Совершенно новая и неожиданная, она была связана с тем, что совсем недавно я познакомился с неким молодым писателем из «Клуба 7»[18], он был лет на пять старше меня. Я угостил его вином, и мы проговорили целый вечер. Несмотря на вызывающие, как у Джона Леннона, очки, длинные волосы, бороду и изрядно потрепанный бархатный костюм, он был поразительно наивен, однако совсем не так, как мои одноклассники-выпускники. Я достал заметки, сделанные мною утром, это были три или четыре густо исписанные страницы, содержавшие изящно закрученный сюжет романа. Он быстро пробежал их и пришел в восторг. Подняв на меня завистливый взгляд, он превознес до небес мою писанину. Его похвалы меня не удивили — идея и впрямь была блестящая, — но и не обрадовали, уж слишком он был молод и неопытен как писатель, я показал их ему с другой целью.
— Если ты заплатишь за вино, которое мы выпили, можешь забирать эти бумажки, — сказал я.
От удивления он забыл закрыть рот.
— Ведь ты писатель, — объяснил я ему свое предложение. —А я обещаю никогда никому не говорить, откуда ты почерпнул эту идею, только заплати за вино и дай мне еще пятьдесят крон.
Он вернул мне деньги, которые я уже заплатил за выпивку, и прибавил к ним еще сотню. В «Клубе 7» посетители платили за вино до того, как им открывали бутылку. Пряча деньги в карман, я увидел в зале Метра. С важным видом он быстро сновал между столиками, потом повернулся к нам и погрозил мне своей бамбуковой тростью.
Нынче тот молодой человек в очечках Джона Леннона — один из наших ведущих писателей, не так давно ему стукнуло пятьдесят. С тех пор мне приходилось неоднократно встречать его, и теперь я получаю десять процентов от того, что он зарабатывает на своих книгах. Знаем об этом только мы с ним.
В Аурландсдалене я долго стоял перед огромной впадиной, которая называется Ветлахелвете, или Малый Ад, именно там я впервые подумал, что, возможно, смогу зарабатывать на хлеб насущный своими идеями. Я обладал тем, что для других вовсе не было самоочевидным. Тщеславным я не был, и известность меня не привлекала, но я нуждался в деньгах, а запрягаться в работу на лето не хотел. Жить мне было не на что. Отец недвусмысленно дал мне понять, что после пятнадцатого сентября вообще перестанет снабжать меня деньгами. Но если я захочу учиться дальше, сказал он, то, как и все студенты, могу взять заем у государства. Отец не знал, что мне на этот заем не прожить, его не хватило бы даже на одни только посещения девушек. К тому же из-за отсутствия денег я не смог бы ездить куда захочу. А это мне было не по душе.
Озарение пришло неожиданно, как всегда. Я пишу об этом лишь потому, что могу точно назвать время и место, где эта светлая мысль впервые пришла мне в голову. Это случилось в Ветлахелвете, когда я стоял и смотрел вниз. Помню, тогда я понял, что это хорошая мысль, своего рода мета-идея, подавившая все остальные и, так сказать, указавшая им их место.
Когда я сегодня вспоминаю тот поход по Аурландсдалену, то понимаю, что именно там заключил договор с дьяволом.
Бродя среди гор и холмов, я часто думал о прошедших годах. Что-то окончилось, и вот-вот должно было начаться что-то новое. Мне предстояло найти себе респектабельное, но анонимное положение в обществе.
Я уже говорил, что порой с трудом проводил грань между запомнившимся действительным событием и запомнившейся фантазией. Такова была особенность моей памяти — я хранил живые воспоминания о событиях воображаемых и лишь смутно помнил случаи из реальной жизни. Это меня нервировало и даже пугало, но списать все на полученные в детстве травмы, которые мне хотелось бы забыть, было бы слишком просто. Мама считала, что у меня было несчастное детство, иначе она это не называла. Я же, напротив, считал, что мое детство можно назвать счастливым.
Помню, один раз я летал над городом. Я смотрел вниз на дома и мог приземлиться где вздумается, чтобы заглянуть в окна чужих гостиных и спален. Я наблюдал, как живут самые разные люди, проникал в их тайны. Становился свидетелем семейных ссор и самых разнузданных сексуальных сцен. Я как будто наблюдал за обезьянами в клетке, и порой мне становилось стыдно за homo sapiens. Однажды я наблюдал, как мужчина и женщина совокуплялись на плюшевом ковре на глазах у двухлетней девочки, сидевшей на диване. Мне это казалось противоестественным. В другой раз я видел, как на широченной двуспальной кровати мужчина совокупляется сразу с двумя женщинами. Их соитие не оскорбляло моей морали, но некоторые сцены возмущали меня. Как-то раз я оказался свидетелем жестокой драки из-за денег, но был не в состоянии вмешаться в нее. Я не совсем уверен, но мне показалось, что один из дравшихся был убит, а другой сбежал.
Конечно, это запомнившиеся мне фантазии, но я учился на них, в них было много назидательного. Часть детективных сюжетов, которые я придумал потом, почерпнута из таких воображаемых путешествий. Фабулу криминального романа, как правило, можно изложить на одной странице. Искусство писателя состоит в том, чтобы наполнить ее фактическими сведениями. Сыщик должен постепенно продвигаться к истине и напрягать ум, чтобы раскрыть преступление, читатели это любят. Шаг за шагом приближаясь к точному пониманию того, что случилось на самом деле, он может путаться и брать ложный след, но когда картина случившегося прояснится во всей своей полноте, она заставит читателей почувствовать себя проницательными и внушит им мысль, что они сами участвовали в раскрытии преступления.
Я научился и мечтать, мечта подобна открытой книге. В то время в моем сознании постоянно всплывали три воображаемых ландшафта, а в них снова и снова появлялись вымышленные персонажи. Я был уверен, что это не просто отражение чего-то, что я пережил в реальности, но нечто новое, то были истинные новые впечатления, на которых я учился и которые сделали меня тем, кем я стал. Но откуда приходят мечты? Я так и не знаю, обязан ли своими мечтами и воображаемыми путешествиями тому, что моя душа, как сверхчувствительная антенна, улавливает все приходящее извне, или она, подобно некому эхолоту, способна открывать, слой за слоем, тайны, хранящиеся в бездонных глубинах моего «я».
18
«Клуб 7» — культурный центр авангардистского толка, существовавший в Осло с 1963 по 1985 г.