Штурман всё больше молчал — лишь однажды он спросил, не собирается ли Кора немного отклониться от маршрута и потратить полчаса на то, чтобы отчистить от пыли и грязи волосы и одежду.
— Это обязательно? — уточнила девушка.
— Нет.
На этом вопрос был исчерпан.
Вскоре лента остановилась у одного из технических лифтов. Этот лифт был меньше и в целом напоминал не просторную, покрытую полированным металлом комнату с поручнями и светящийся синей панелью, а тесную клетку, обитую железными листами. Лифт нёсся вниз без остановок — до –199 этажа.
В лифте штурман снова заговорил:
— Конечно, это не моё дело… — он говорил негромко и уверенно, как тот, кто привык получать ответы на все вопросы, — но если ты объяснишь, что случилось…
Кора резко мотнула головой и сцепила руки в замок.
— Ничего не случилось, — ровно сказала она. — С чего вы взяли?
— Хм, — лифт остановился, штурман махнул рукой, предлагая Коре выйти первой, и она с опаской перешагнула невысокий порожек, недовольно щурясь от слепящего мертвенно — белого света, — Опять эти лампы… Видишь ли, после нападения этих пяти озабоченных идиотов логичнее всего было бы отвести тебя наверх и сдать на ручки Деметре…
— Ну уж нет, — пробормотала девушка, опуская глаза. Пол, на который она уставилась, выглядел аномально чистым, как будто они с Аидом очутились в медицинском отсеке.
— Не беспокойся, я не собираюсь тащить тебя к Деметре насильно, — фыркнул штурман. — Нет, Кора. Дело не только в этом. Когда ты зашла в лифт на своём + 131, вся в пыли и с таким выражением лица, словно собралась выйти на –150 и покончить с собой в цехе аннигиляции мусора, я сразу понял, что с тобой что-то не так. Только это не моё дело, следить за каждой девушкой с грустной мордочкой и оказывать им психологическую помощь. Для этого есть специальные службы.
— А почему тогда… — растерялась Кора.
— Почему я вмешался, когда на тебя напали? — уточнил штурман, чуть приподняв бровь, как тогда, перед лифтом, и Коре сразу стало не по себе. — Потому, что я не собираюсь терпеть всякую уголовщину. Так в чём же дело, Кора?
Девушка мотнула головой, отказываясь говорить на эту тему, но штурман смотрел на неё, холодно и пристально, и ждал ответа, поэтому вскоре она не выдержала:
— Я… подслушала чужой разговор, — запинаясь, начала она. — Деметра…и ещё кто-то, не знаю, он ещё просил дерево для… чего-то… забыла… они ходили и сплетничали, я была в вентиляции, там хорошая слышимость… они говорили обо мне, о том, что я… — она поперхнулась словами, и снова стало больно, и глаза защипало, а ком в горле мешал говорить. — Они сказали, что я… — она не знала, как объяснить, как говорить об этом человеку, который только что спас её, который, конечно, имел право знать, но, ветви и листья, как же тяжело ей давались эти слова.
Аид Кронович остановился, положил руку ей на плечо и чуть сжал, развернув лицом к себе:
— Они сказали, что ты умрёшь? — мягко спросил он, так, словно жалел о своей настойчивости (хотя Кора сомневалась, что суровый штурман мог о чём-то жалеть). — Ты хочешь поговорить с Танатом о смерти, потому, что Деметра бессмертна, а тебе суждено умереть?
Кора обрадовано кивнула; Аид же не отпускал её, и, продолжая держать за плечо, чуть щурил тёмные глаза, пристально вглядываясь в лицо.
— Да… — сбивчиво начала Кора, прикидывая, как бы половчее вывернуться из его хватки. — Она бессмертна, а я… — она запнулась, и в глазах снова заплескался туман, как тогда, в вентиляции, и всё, на что её хватило, это резко мотнуть головой.
Как было бы прекрасно, если бы штурман отпустил её! Коре наверняка удалось бы придумать что-нибудь.
Если бы только не было этой дистанции длиной в шаг, и руки у неё на плече, и этого непроницаемого выражения на его лице, и взгляда, слишком требовательного и внимательного.
Она инстинктивно попыталась отстраниться, но штурман положил вторую руку ей на плечо, словно в объятии.
При других обстоятельствах это могло быть даже приятно. Коре редко доставалось чьих-то прикосновений — да, пожалуй, кроме гнусных лап работяг она помнила лишь нечастые объятия матери.
Как было бы здорово, если бы Коре не требовалось лгать, и можно было рассказать всё, как есть! Но правда явно не понравится суровому штурману…
Вся правда.
Кора вдруг нашарила ниточку, способную вывести её из этой ловушки. В конце концов, ей вовсе не требовалось выдумывать, достаточно умолчать о первом дне весны и о том, что…
Туман снова заплескался перед глазами, горячими каплями осел на ресницах, и Кора, не желая, чтобы штурман видел её слёзы, торопливо шагнула вперед, ткнулась носом в плотную ткань мундира, судорожно втянула воздух — он пах шерстью, немного дезинфекцией и ещё чем-то трудноуловимым — и, ощутив, что железная хватка штурмана сменилась легким успокаивающим прикосновением, заговорила почти спокойно: