Под ногами горела жаровня. Ступни накалялись. С каждым мгновением боль становилась все более невыносимой, и все же Дертоса продолжала терпеть. Более того, она часто прикладывалась к холодной воде, которую подносил ей трепещущими руками Тургонес, и говорила, говорила…
– Это пронзает меня почти сладострастно, – бормотала Дертоса. – Когда мужчина смотрит на тебя, обнаженную, а ты воображаешь в мыслях, что именно он хочет с тобой сделать… Тело пронзает сладкая дрожь, которая отзывается в самых потайных уголках твоего естества…
– Говори, говори! – упивался Тургонес. – Ты – удивительная! Я обожаю тебя!
Он повернул рукоятку, и острые колышки выступили на поверхность еще больше. Мириады жал впились в тело Дертосы, разрывая ее плоть. Новая, более острая волна боли пробежала по ее телу. Она изогнулась, выставив вперед острые груди с напрягшимися сосками. Из ее рта потекла розоватая слюна.
– О-о! – простонал Тургонес. – Кажется, я страдаю вместе с тобой! Ты знала, моя радость, что я – девственник, как и ты?
– Какая новость… – прошептала Дертоса. – Теперь моя сладкая мука только усиливается… Расскажи, что ты чувствуешь?
Он смотрел на нее мутными от восторга глазами и не отвечал. Она попыталась чуть приподнять ноги над жаровней, надеясь, что он этого не заметит, но Тургонес тотчас упал на колени и метнулся к ее ногам.
– Опусти, умоляю тебя, опусти их! – закричал он. – Пусть твоя кожа обуглится! Пусть жар пронзит тебя до самого мяса! Умоляю тебя, не прерывай страдания, позволь ему стать невыносимым, бесчеловечным, свыше сил!
Дертоса не реагировала, и тогда он схватил ее горячие ноги холодными руками и с силой прижал их к жаровне.
– Вот так, – бормотал он в упоении, – вот так…
Она прикусила губу. Кровь потекла на подбородок. И тут Дертоса ощутила, как в ее теле зарождается новый жар. Этот жар казался прохладой по сравнению с тем, что устроил для нее палач. Пылало ледяным огнем ее естество – в тех местах, куда вонзились стрелы друидов. Невидимые стрелы света, сохранявшиеся в ее теле.
Умом она погрузилась в эту прохладу и стала думать о тех, кого любила. Об Эндовааре, которого оставила, боясь старости и разоблачения. О Туризинде, который любит ее – несмотря на все, что знает о ней. Даже о Конане, который – что бы он сам ни изображал – отказывается видеть в ней одно лишь орудие, «отмычку».
Мысль о Конане оказалась самой отрезвляющей. Вместе они вошли в башню магов и одновременно делают одно общее дело. Ей поручено уничтожить младшего мага, а она чем занимается? Доводит его до бешества сладострастия рассказами о своих страданиях. Очень мило.
Пора брать себя в руки. Она сосредоточилась, задумалась. Боль бродила по ее телу, накапливаясь. Достаточно ли этой боли, чтобы убить? Тургонес снова потянулся к рукоятке. Интересно, как далеко проникнут в плоть жертвы эти колышки? Достаточно ли глубоко, чтобы пронзить внутренние органы? Должно быть, так. В конце концов, ее убьет не боль от пытки, а последний удар палача. Нужно спешить!
Дертоса закрыла глаза, внимательно исследуя себя. Ее душа была полна холодной решимости. Она испытывала к своему палачу только ненависть, ничего более. Она изучила его вполне и уничтожила всякую возможность сострадания и сопереживания. Она знает, как убить его.
А он расслабился, распустил губы. Руки его тряслись, по подбородку текла слюна. В мутных глазах дрожало сладострастие. Он наслаждался, откровенно и по-детски беспомощно. Он был совершенно открыт перед нею. Очень хорошо.
Дертоса собрала всю ту боль, что накопилась в ее теле за время пытки, и изо всех сил метнула ее в своего палача. Пять ярких световых лучей вырвались из ее тела, ослепляя даже сквозь опущенные веки. Магия друидов соединилась с магией боли. Огромная личная воля Дертосы, унаследованная от матери-болотницы, помогла соединиться этим двум совершенно различным видам магии.
Сгусток страдания вонзился в середину тела Тургонеса, туда, где ребра расходятся над мягким животом. Черный круг образовался в теле мага.
Тургонес закричал, сдавленно, в ужасе. Наслаждение исчезло из его взгляда. Теперь перед Дертосой корчилось и вопило смертельно раненное животное. И это животное – Дертоса видела со всей отчетливостью! – боялось умирать. Оно страшилось страдания и смерти. Оно могло лишь наслаждаться чужими муками, но собственную вытерпеть было не в состоянии.
Дертоса тихо засмеялась сквозь зубы. Кровь по-прежнему текла по ее телу, но ноги она убрала с жаровни. Тургонес привязал ее к креслу за запястья. Девушка опустила голову и зубами разгрызла ремешок с правой руки, а затем освободила и левую.