– Потому что были маленькими хулиганами? – мрачно предположила она.
– У них не было ни родителей, ни семьи, ни дома, ни денег, ни пожитков... что можно ожидать от мальчиков в их положении?
– Меня не волнует, что стало причиной такого поведения мистера Рэвенела. Важно лишь то, что он причинил боль Генри.
Габриэль задумчиво нахмурился.
– Если только я что-то не упустил в этих письмах, Рэвенел не делал ничего особенно жестокого. Никогда не разбивал Генри нос и не избивал. Скорее он вытворял шалости и выдумывал ему прозвища, и больше ничего, ты так не думаешь?
– Запугивания и унижения могут нанести гораздо больший вред, чем физическое насилие. – Глаза Фиби защипало, а в горле образовался ком. – Почему ты защищаешь мистера Рэвенела, а не моего мужа?
– Жарптичка, – проговорил Габриэль, и его тон смягчился. Так её называли только он и отец. – Ты же знаешь, я любил Генри. Иди сюда.
Она подошла к нему, шмыгая носом, и брат обнял Фиби, желая утешить.
В юности Генри, Габриэль, Рафаэль и их друзья провели много солнечных дней в поместье Шаллонов в Херон-Пойнте, они сплавлялись на маленьких лодках в частной бухте или бродили по ближайшему лесу. Никто никогда не осмеливался задирать или дразнить Генри, зная, что за это их поколотят братья Шаллоны.
В конце жизни, когда Генри стал слишком слаб, чтобы передвигаться самостоятельно, Габриэль в последний раз взял его с собой на рыбалку. Он отнёс зятя на берег любимого им ручья, где водилась форель, и усадил на треугольный складной стул. С бесконечным терпением Габриэль насаживал приманку и помогал Генри наматывать леску, пока они не вернулись с корзиной полной рыбы. Это был последний день Генри, проведённый вне дома.
Габриэль похлопал Фиби по спине и на мгновение прижался щекой к её волосам.
– Должно быть, тебе чертовски трудно справляться с этой ситуацией. Почему ты ни о чём не упомянула раньше? Чуть ли не половина членов семьи Рэвенел останавливались у нас в Херон-Пойнте на неделю, но ты не сказала ни слова.
– Я не хотела создавать проблем, пока вы с Пандорой пытались решить, достаточно ли нравитесь друг другу, чтобы пожениться. А ещё... ну, большую часть времени я чувствую себя дождевой тучей, омрачающей всем настроение, где бы ни появилась. Я стараюсь это изменить. – Отступив на шаг, Фиби промокнула кончиками пальцев влажные уголки глаз. – Не следует ворошить прошлое, о котором никто, кроме меня, не помнит, особенно в такое счастливое время. Мне жаль, что я вообще об этом упомянула. Но перспектива оказаться в обществе мистера Рэвенела вселяет в меня ужас.
– Ты собираешься ему что-нибудь сказать? Или хочешь, чтобы это сделал я?
– Нет, пожалуйста, не надо. Это ни к чему не приведёт. Скорее всего, он уже ничего и не помнит. Обещай, что ничего не скажешь.
– Обещаю, – неохотно согласился Габриэль. – Хотя было бы справедливо дать ему шанс извиниться.
– Слишком поздно для извинений, – пробормотала она. – И я сомневаюсь, что он вообще стал бы их приносить.
– Не будь к нему слишком строга. Похоже, он вырос порядочным человеком.
Фиби сурово на него посмотрела.
– О? Ты пришёл к такому выводу до или после того, как он прочитал мне лекцию, словно я землевладелец в эпоху феодализма, который плевать хотел на крестьян?
Габриэль с трудом подавил усмешку.
– Ты хорошо справилась, – сказал он. – Приняла критику с достоинством, хотя могла бы осадить его парой слов.
– Мне очень хотелось, – призналась она. – Но я вдруг вспомнила мамины слова.
Как-то одним утром, в детстве, во время завтрака, когда им с Габриэлем всё ещё требовались стопки книг, сложенные на стульях, чтобы они могли сидеть за столом, отец читал свежеотглаженную газету, а их мама, Эванджелина, или Эви, как называли её родные и друзья, кормила с ложечки сладкой кашей Рафаэля, восседающего на высоком детском стульчике.
Когда Фиби рассказала, как несправедливо с ней поступила подруга, и, что она не примет извинений от девочки, мама уговорила её передумать во имя доброты.
– Но она скверная, эгоистичная девочка, – возмутилась Фиби.
Эви ответила ласково, но по существу:
– Доброта ценится куда больше, когда проявляется по отношению к людям, которые её не заслуживают.
– А Габриэль тоже должен проявлять ко всем доброту? – спросила Фиби.