Улыбка Фиби не исчезла, но она печально вздохнула и покачала головой.
– Ох, Фокс. Те дни давно прошли.
– И впереди у тебя ещё много других, – ласково сказал он.
– Никто не знает сколько времени нам отведено.
Фоксхол предложил ей руку.
– Тогда давай есть, пить и веселиться, пока у нас есть такая возможность.
Они прошли в столовую, где воздух благоухал ароматами цветов и свечи отбрасывали повсюду золотистый свет. Гигантский якобинский стол, чьи ножки и поддерживающие перекладины были вырезаны в форме перекрученной верёвки, покрывала белоснежная скатерть. Вдоль длинной дорожки из пышных зелёных курчавых папоротников тянулся ряд крупных серебряных корзин, наполненных букетами июньских роз. У стен стояли роскошные композиции из пальмовых листьев, гортензий, азалий и пионов, превращая комнату в вечерний сад. Каждое посадочное место за столом было сервировано сверкающим ирландским хрусталём, Севрским фарфором 2и не менее чем двадцатью четырьмя старинными серебряными столовыми приборами в георгианском стиле.
По обе стены зала вытянулись длинные ряды лакеев, пока джентльмены усаживали дам. Лорд Фоксхол отодвинул стул для Фиби, и она направилась к столу. Но застыла, увидев мужчину, который только что усадил леди справа от себя.
На карточке, рядом с её, каллиграфическим почерком было выведено: "Мистер Уэстон Рэвенел".
У неё упало сердце.
Мистер Рэвенел повернулся к ней и, замешкался, удивившись не меньше Фиби. В вечернем костюме его фигура производила поразительное впечатление. Белая рубашка и галстук резко контрастировали с янтарным сиянием кожи, а строгий чёрный пиджак подчёркивал ошеломляющую ширину его плеч.
Он слишком сосредоточенно смотрел на неё... с какой-то непонятной сильной эмоцией. Она не могла решить, что делать, только беспомощно глядела на него, пока внутри всё перекручивалось, причиняя мучительную боль.
Взгляд мистера Рэвенела переместился вниз на карточки с именами, а потом вновь вернулся к её лицу.
– Я не имею никакого отношения к рассадке гостей.
– Очевидно, – резко бросила Фиби, придя в смятение. Согласно этикету, джентльмен обычно уделял больше внимания и общался с леди слева от себя. Ей придётся разговаривать с ним весь ужин.
Рассеянно оглядев зал, она заметила Габриэля.
Поняв её дилемму, брат начал двигать губами, беззвучно произнося: "Хочешь, чтобы я..."
Фиби быстро покачала головой. Нет, она не устроит сцену в преддверии свадьбы брата, даже если ей придётся сидеть рядом с самим Люцифером, хотя такая рассадка ей пришлась бы куда больше по душе.
– Что-то не так? – раздался тихий голос лорда Фоксхола у её левого уха. Она поняла, что он всё ещё ждёт, когда она займёт своё место.
Собравшись с мыслями, Фиби ответила с вымученной улыбкой:
– Нет, Фокс, всё чудесно.
Она села, и начала ловко расправлять юбки на стуле.
Мистер Рэвенел не сдвинулся с места, между его тёмными бровями залегла хмурая складка.
– Я найду кого-нибудь, кто поменяется со мной местами, – тихо проговорил он.
– Ради бога, просто сядьте, – прошептала Фиби.
Рэвенел осторожно опустился на стул, словно он мог развалиться под ним в любой момент. Его настороженный взгляд встретился с её.
– Я сожалею о своём поведении днём.
– Всё забыто, – сказала она. – Уверена, что мы сможем вытерпеть общество друг друга в течение одной трапезы.
– Я и словом не обмолвлюсь о фермерстве. Можем обсудить другие темы. У меня широкий круг интересов.
– Например?
Мистер Рэвенел задумался.
– Не берите в голову, у меня нет обширного круга интересов. Хотя я и чувствую себя человеком, у которого он есть.
Фиби невольно улыбнулась.
– Кроме моих детей, у меня нет других интересов.
– Слава богу. Ненавижу увлекательные беседы. Мой разум недостаточно усидчив, чтобы поддерживать разговор.
Фиби нравились мужчины с чувством юмора. Возможно, ужин не покажется ей настолько ужасным, как она сперва подумала.
– Тогда вы будете рады услышать, что за несколько месяцев я не прочла ни единой книги.
– Я уже много лет не хожу на концерты классической музыки, – подхватил он. – Ведь только и слышишь: "Сейчас хлопай, здесь не хлопай". Из-за этого я начинаю нервничать.
– Боюсь, что изобразительное искусство мы тоже не сможем обсудить. Я нахожу символизм утомительным.
– Тогда, полагаю, и художественные произведения вам не нравятся.
– Нет... за исключением поэзии.
– Я пишу стихи, – серьёзно заявил Рэвенел.